– Очень содержательное выступление, – не выдержал Крючков, не жалея яда ни на взгляд, ни на голос. – Теперь мы все знаем, что уважаемый Геннадий Иванович стал жертвой коварных умыслов премьер-министра и Председателя КГБ, которые злодейски скрыли от него повестку дня. Можно сказать: «заманили в западню» – а сам он, разумеется – «ни сном, ни духом».
Янаев покраснел, и ещё ниже опустил голову.
– Кажется, Геннадию Ивановичу нечего больше сказать, – жёстко усмехнулся Крючков. – Так что, слово пока свободно. Может, есть желающие его взять?
– Разрешите мне?
Вначале над столом нервно заколыхалась рука министра внутренних дел – а затем и «весь» Борис Карлович составил ей компанию.
– Нравится Вам это или нет…
Пуго «мужественно» стрельнул дрожащим, как и всё остальное, взглядом в Крючкова.
– … но я считаю, что Дмитрий Тимофеевич прав. Незачем нам «бежать впереди паровоза». В данной ситуации, когда у нас нет точной и объективной информации, самым разумным будет дождаться товарищей из Фороса, и выслушать их. Тогда и будем решать…
Не глядя ни на кого, Пуго вернулся на место. Заметив «воскресающие» глаза соратников, Крючков молча усмехнулся – и отдёрнул рукав пиджака. Тусклым золотом блеснул корпус наручных часов.
– Ну, что ж… По моим расчётам, машины с делегацией уже на полпути от «Чкаловского» к Кремлю… Достаточно моих слов – или?..
Зацепившись ироническим взглядом за первого попавшегося, которым вновь оказался маршал Язов, Владимир Александрович сделал выразительную паузу и не менее выразительно приподнял бровь. Такой неделикатности Дмитрий Тимофеевич не выдержал – и «отступил на заранее подготовленные позиции»: уткнулся глазами в пол. Правда, «уже в дороге» он успел, таки, оппонировать чекисту.
– «Или», Владимир Александрович…
– Хорошо.
Крючков энергично подошёл к батарее разноцветных аппаратов, стоящих на тумбочке у стола премьера.
– Ты позволишь, Валентин Сергеевич?
Павлов молча, с шутливой укоризной во взгляде, улыбнулся в ответ – и развёл руками. Сухо кивнув головой, Крючков даже не потратился на поиски нужной трубки: сразу поднял «нужную». Долго ждать контакта не пришлось: «с того конца провода» откликнулись почти сразу.
– Нет, Олег Дмитриевич, это – не Валентин Сергеевич! – озорно подмигнув премьеру, крикнул в трубку чекист. – Да, я… Чем порадую? Нет, Олег Дмитриевич: это ты – чем порадуешь?.. Через пятнадцать минут? Ждём… Кто «ждём»?
Крючков выдержал паузу и усмехнулся.
– Все ждём, Олег Дмитриевич… Весь «бомонд»… Да, собрались все… У Павлова. Так, что – сразу же сюда. Всё.
Крючков положил трубку – и «вернулся» к коллегам. Несмотря на «удовлетворение ходатайства», удовлетворения на их лицах не было. Напротив: они напряглись столь выразительно, словно окончательно поняли: «Рубикон перейдён», и никакой, самый благодушный, самообман не спасёт их от правды жизни.
– Поскольку работы пока нет… ну, в том смысле, что кое-кто так считает, а пятнадцать минут ничего не решают, предлагаю объявить перекур.
Подавая пример коллегам, шеф КГБ первым направился к двери. За ним недружно загремели стульями остальные. В прихожей народ не задержался – и транзитом проследовал в коридор. «Перекур» оказался всего лишь фигурой речи, в лучшем случае – условностью. Никто – даже из курильщиков – не обозначил и попытки закурить. Все молча рассредоточились вдоль стен, будто обрадовавшись возможности хотя бы на пять минут абстрагироваться от действительности, которая уже вынуждала к поступкам. К тем самым, неизбежность совершения которых они всячески, под любым предлогом, откладывали – но, как оказалось, «и только».
