В отличие от погружённых в себя коллег, Председатель КГБ тут же занялся делом: открыл прихваченную собой папку, и углубился в чтение. Время от времени он делал карандашом лаконичные пометки на листах, иногда что-то перенося в записную книжку, которая солидно выпирала из внутреннего кармана отменного серого пиджака. За всё это время он ни разу не взглянул на соратников, если не считать взглядом «шпионский», без участия головы, одномоментный «перекос» глаз, закончившийся иронической ухмылкой на губах.
Народ застыл в ожидании. Время – нет…
– Борис Николаевич, прибыл Руцкой.
Улыбаясь помесью голодного крокодила и чёрной мамбы, Бурбулис сложился в подобострастном поклоне.
Ельцин неспешно оторвался… нет, не от документов и даже не от газеты: от рюмки с «Метаксой»: с подачи Гавриила Попова, этого «замаскировавшегося грека», напиток с берегов Эллады пришёлся Борису Николаевичу по душе и прочим внутренностям. Поэтому «отрыв» произошёл только после освобождения рюмки от содержимого.
– Давно ждёт? – самодовольно осклабился Ельцин: хоть Руцкой и был вице-президентом – а показать, кто в доме хозяин, не мешало даже «государственному деятелю номер два».
– Только что, Борис Николаевич – но я предложил ему посидеть.
– Заводи!
Бурбулис исчез за дверью, чтобы тут же распахнуть её с той стороны, отойти в сторону, но отработать при этом совсем не привратником: слащаво-приторная ухмылка превосходства на тонких губах мешала образу. А, может, и помогала – но уже настоящему. Не глядя на Бурбулиса: сразу чувствовалось, что «приязнь» взаимна – Руцкой вошёл в кабинет. Ельцин встал из-за стола только при его появлении. Да и как встал: вальяжно, неспешно, барином.
– Здравствуй, Александр Владимирович.
«Барин» даже расщедрился на рукопожатие: обычно «клиенты из обслуги» удостаивались, в лучшем случае, благосклонного кивка.
– Здравствуйте, Борис Николаевич.
Разнобой в приветствиях не был случайным: вице-президент не мог обращаться к президенту «на ты». «По определению». Но в ещё большей степени не мог этого сделать просто Руцкой: как и все властные хамы, Ельцин не терпел панибратства даже такого уровня. И ни один человек из его окружения не мог претендовать на чин «исключения из правил». По старой – тоже хамской – привычке Ельцину «тыкал» один лишь Горбачёв.
Но в последнее время и «Михал Сергеич» – «тот ещё» хам! – всё чаще понимал, что наступает момент, когда ему придётся либо самому перейти «на Вы» – либо не скрипеть зубами в ответ на ельцинское «ты».
На уважительное «Вы» работало и то обстоятельство, что Руцкой по природе не был хамом. До недавнего времени Александр Владимирович был военным лётчиком, полковником, воевал в Афганистане, попал в плен, много чего перенёс – зато на Родину, в отличие от многих товарищей по несчастью, вернулся в ранге героя и ореоле славы. Ранг героя тут же был оформлен надлежащим образом: Руцкому присвоили звание Героя Советского Союза.
К этому времени «перестройка» уже вовсю корёжила не только судьбу страны, но и судьбы людские. Настал черёд Руцкого – и служба как-то сразу перестала занимать Александра Владимировича. Даже учёба в Академии Генерального Штаба – предел мечтаний в прежние годы – уже не входила в планы героического полковника. Руцкой подался в политику.
Но, не имеющий никакого опыта «закулисья» и «подковёрья», он не сразу пробился в депутаты. Зато, когда пробился, сразу понял, что, первым делом, ему надо правильно сориентироваться в обстановке. Сориентироваться помогли депутаты либеральных взглядов. Имя Руцкого, как одной из «звёзд» «демплатформы в КПСС», было теперь на слуху у всех.
