– Не понимаю, как вы можете относиться к этому так спокойно.
– Уверяю тебя, это не так, – пробормотала Ева. – Ну, давай приниматься за работу.
* * *
Ева трудилась над ответом, стараясь выдержать его в сдержанной деловой форме. Когда процесс близился к концу, пришел список, который она попросила у Кэгни. Не обращая внимания на разыгравшуюся головную боль скопировала все диски, имеющие отношение к делу, и составила весьма корректное, по ее мнению, заявление в компьютерный отдел, только дважды назвав его персонал олухами. Наступил конец смены, и она твердо решила для разнообразия съездить домой, даже если ей придется продолжить работу и дома.
Однако стоило Еве сесть в машину, как она почувствовала, что гнев снова начал закипать в ней. Ева долго трудилась, чтобы стать хорошим копом, и ее жетон свидетельствовал о том, что она этого добилась. И только она одна знала, что именно это помогло ей спастись.
Первые годы ее жизни либо забылись вовсе, либо представали в туманной дымке боли, горя и оскорблений. Но Ева пережила их, пережила отца, который избивал и насиловал ее. В конце концов он довел девочку до такого состояния, что, когда ее нашли в переулке истекающей кровью, она даже не могла вспомнить своего имени.
Евой Даллас ее окрестили работники социальной службы, и ей пришлось сражаться за то, чтобы это имя что-нибудь значило. Сделаться копом для нее означало не только перестать быть беспомощной, но и иметь возможность помогать тем, кто не мог постоять за себя. Каждый раз, когда Ева стояла над трупом, она вспоминала, что значит быть жертвой. Каждое дело, доведенное до конца, становилось не только местью за убитого человека, но и за девочку, забывшую свое имя.
А теперь какая-то злобная тупица попыталась испачкать ее грязью. Для некоторых копов это явилось бы всего лишь мелкой неприятностью, но для Евы было личным оскорблением.
Она попыталась дать выход своим чувствам, представив себе рукопашную схватку с Бауэрс, звуки ударов, сладковатый запах первой крови… Но это лишь вызвало чувство бессилия. Ее руки были связаны: полицейский офицер не может поднять руку на низшего по званию, как бы тот этого ни заслуживал.
Свернув в ворота, Ева подъехала к дому Рорка – великолепному сооружению из камня и стекла – и оставила машину перед подъездом, с удовольствием предвкушая, как Соммерсет начнет ворчать по этому поводу. Не чувствуя холода, она взбежала по ступенькам, открыла высокую входную дверь и огляделась. Обычно дворецкому Рорка не требовалось больше пары минут, чтобы выйти в вестибюль и сказать в ее адрес нечто нелестное. Сегодня она от души жаждала этого, но в доме было тихо, и Ева ощутила разочарование. Сегодня ей явно не везло. Она даже не могла двинуть как следует своего злейшего врага, чтобы выпустить пар. А ей так хотелось кого-нибудь ударить!
Сняв кожаную куртку, Ева намеренно бросила ее на резной столбик перил. Но Соммерсет по-прежнему не появлялся. «Ублюдок!» – с отвращением подумала Ева и побрела наверх. Как же ей справиться с кипящим внутри бешенством, если она даже не может в очередной раз поругаться с Соммерсетом? Ей нужен был сейчас хороший боксерский раунд – и не с роботом, а с человеком!
Ева шагнула в спальню, намереваясь принять горячий душ, прежде чем браться за работу, и с изумлением обнаружила там Рорка. Очевидно, он только что вошел и вешал в шкаф пиджак.
