Джоан Хайаси сидела, прислонившись спиной к стене пещеры и внимательно изучая черты лица грузного чернокожего, который неподалеку от нее жарил рыбу на маленькой электрической жаровне.
– Перси? – негромко спросила она.
– Так точно, – не поворачивая головы, отозвался предводитель нигов. Все его внимание было сосредоточено на том, что он держал в руке.
– Почему ты не дал своему человеку убить меня?
– На то была тысяча разных причин, и в то же время ни одной, – проворчал Перси. – Мы с тобой вместе изучали буддизм. Будда учил нас не причинять вреда ничему живому. Христос говорил то же самое. Ублюдки пацифисты тоже настаивали на этом. Кто же я такой, чтобы спорить со всем этим кагалом!
Нотки жесткой иронии в его голосе… она не слышала их с тех пор, как они учились на священников, только каждый в своей собственной вере. Он изменился. Само собой. И она тоже.
– Я знаю, сейчас все стало не так просто, – продолжал Перси, переворачивая жарящуюся на вертеле рыбу. – Мы живем во Вселенной, где царит убийство. И невозможно быть в стороне от этого, оставаться нейтральным, ожидать своего воплощения в ином мире. Они попросту не дадут этого сделать, крошка.
– Представляю, через что тебе пришлось пройти, – начала было она. Но Перси резко перебил ее:
– Да неужели? Ты не знаешь обо мне ни хрена! Зато я о тебе знаю все. Я знаю всех червяков, которым ты лизала задницы, знаю лапшу, которую ты вешала всем на уши. Более того, мне известно, когда ты впервые решила намылиться сюда, чтобы поймать меня и передать ганийскому генерал-губернатору. Твое сознание для меня все равно что прозрачный горный ручей. И это – мое сущее проклятие, детка. Я всех вижу насквозь. Никто не может мне соврать.
– Но если тебе все известно, – осторожно начала она, – то ты должен знать и то, почему я сделала то, что сделала. Тебе должно быть известно, что я была вынуждена сделать это. Значит, ты можешь простить меня.
– Ну разумеется, я прощаю тебя. За все. Правда, кроме одного. Вот этого я простить никак не могу.
– Чего?
– Того, что ты все еще жива, детка, – сказал он, по-прежнему не глядя на нее.
Поев, они занялись любовью на устилающем дно пещеры мягком песке. После этого тяжело дышащая Джоан подумала: как это замечательно – заниматься любовью с человеком, который ни перед кем не пресмыкается. А ведь она уже и думать забыла, что такое возможно.
– А может, я подсознательно явилась сюда именно для этого? – спросила она Перси, ласково перебирающего ее жесткие, как проволока, волосы.
– Не знаю. Я могу читать твои мысли, но не могу придумывать для тебя оправдания.
Она резко отстранилась от него, оскорбленная и озадаченная.
– В чем дело, милая? – проворчал он. – Неужели ты не знаешь, что должна любить своих врагов?
– Хорош па́рить мне мозги своей религией! – Сейчас она думала о том, как здорово смотрелся бы Перси по телевизору, какое изумительное шоу она могла бы с ним сделать… конечно, если бы сумела снова втереться в доверие ганийского Бюро контроля. Потом она вдруг осознала, что Перси проникает в ее мозг и читает ее мысли, и на мгновение ее охватила паника. Разве можно ни о чем не думать вообще? Да ведь сама попытка приведет только к тому, что ты еще сильнее начнешь думать о запретном!
