– Но почему же тот человек не пришел к вам? Вы пытались это выяснить?
– Эндрюс рассказал нам, что на третий день после того, как мы прибыли в Атланту, от некоторых служащих железной дороги он узнал, что этого машиниста перевели на Mobile and Ohio Railroad, для помощи в перевозке войск в Коринф (незадолго до битвы при Шайло). Но лично я полагаю, что этот человек просто испугался и сам, чтобы избежать проблем, отправился туда.
– И как Эндрюс воспринял эту неудачу?
– Он очень расстроился, он расспросил всех, был ли кто из нас когда-нибудь машинистом или кочегаром, но таких в отряде не нашлось. Он страшно злился от того, что придется сдаться, но, поскольку больше ничего нельзя было сделать, он, в конце концов, сказал нам, что мы можем возвращаться в лагерь.
– А где же другие парни?
– Полагаю, они уже в пути. Возвращаться было сложнее, чем уходить. Кажется, все были полностью уверены, что мы отправляемся на Юг, и нам пришлось принести немало извинений за то, что мы, по их словам, «пошли не туда». Чтобы не быть замеченными, нам пришлось разделиться и идти по ночам, и если хоть кто-нибудь из них не будет ни схвачен, ни призван в армию мятежников или не повешен, я буду счастлив.
– Как думаешь, Эндрюс откажется от этого замысла – сжечь мосты – или попробует еще раз?
– Если он сможет найти желающих, будь уверен – он будет пытаться сделать это, пока либо не добьется успеха, либо не погибнет. Но я сам с ним уже не пойду и другому не посоветую. Да, он сказал, что задержится еще на несколько дней после нашего ухода и осмотрит все железные дороги – чтобы попытаться снова провести такой рейд.
– Что ты думаешь об Эндрюсе? Ему можно доверять?
– Да, он тверд как сталь, и очень умен, но я боюсь, что когда-нибудь это плохо закончится – и для него, и для тех, кто пойдет с ним.
Я не упомянул о множестве поразительных деталей повествования Миллса, более любого романа интересные для меня, поскольку о своих – очень схожих с ними приключениях, – я расскажу в ином месте.
Я вернулся на свое место в строю, пребывая в полной уверенности в том, что если будет предпринята еще одна попытка уничтожить мосты южан, я буду в ней участвовать и не отступлю, а кроме того, я был убежден, что он будет невероятно трудна, очень опасна и даже с большими шансами на провал.
На следующий день вернулись и другие ребята из отряда Эндрюса – они подтвердили рассказ Миллса. Им повезло, они вернулись благополучно. Они были очень рады этому и абсолютно единодушны во мнении, что они больше никогда, переодевшись, не пойдут на вражескую территорию. В рассказах о своих похождениях они были немногословны – офицеры разрешили им это, но без подробностей, поскольку полного отказа от намерения совершить другую экспедицию пока еще не было.
Субботним вечером 5-го апреля, мы стали лагерем у Дак-Ривер, на красивом лугу примерно в миле от Шелбивилла. Следующий день было просто восхитителен. Весна 1862 года наступила рано, и уже сейчас над зелеными лугами пели птицы. Спокойствие, тишина и красота этой субботы, белые, усеявшие луга солдатские палатки, и сами солдаты, с удовольствием отдыхающие после тяжелого и насквозь пропитанного дождями и грязью марша – все это – одно из моих самых приятных воспоминаний. А вот следующая суббота была совершенно иной. Смутная и неясная меланхолия поглотила меня, – может быть это была просто небольшая грусть, которая частенько возникает в свежий, яркий и спокойный день ранней весны, а может и легкая тень грядущей беды. Большую часть того дня я посвятил письмам друзьям и газетам, – последним за несколько последних и утомительных месяцев. В тот же день – хотя тогда мы этого не знали, – началась великая битва при Шайло или Питтсбург-Лэндинге – в ста пятидесяти милях к западу от нас.
