Вермахт уже не мог наступать, он уходил в глубокую оборону, создавая великолепно защищенные рубежи, подобные рыцарским латам, закрывающим вояку с макушки до пят. Но и у глухой защиты и тяжелых лат есть маленькие дырочки, стыки между деталями брони, куда не бахнешь боевым молотом или двуручным мечом.
Зато острое граненое жало туда отлично воткнется. И усиленные роты, и батальоны именно так и проникали – по возможности без грохота и шума, просачиваясь в неожиданном месте, чтобы вдруг устроить адский погром и страшную головную боль гитлеровским штабникам и командирам в самой мякотке, в самом больном месте.
Достаточно просто представить себе: когда и так все плохо, и Иваны явно собираются наступать, на передовой их солдаты стали носить каски, усилен радиообмен, разведка засекла прибытие резервов – и тут вдруг оказывается, что в сорока километрах от фронта невесть откуда взявшиеся русские танки захватили очень важные склады и прочно там обосновались, заодно подорвав мосты, без которых тяжелую технику туда не бросишь. Только удается составить план действий и сколотить команду для ликвидации этой неприятности, как оказывается, что другая мобильная группа, опять же с танками, захватила важный стратегический мост аж в ста километрах от фронта, и потому предыдущий план действий годится только на сортирную подтирку. И самый страшный яд уже вливается в души – начинается тихая паника у тыловиков, для которых вражеские танки на коммуникациях самый ужасный ужас. И уже понимаешь, что такие мобильные группы могут оказаться вот тут – прямо за дверью! И карандаш в пальцах трясется.
Не успели решить, как действовать – оказывается, красные совершенно нагло вырезали гарнизон в приречной деревне, что не так бы и страшно, но с прошлого года, когда вермахт еще рассчитывал наступать, там складировано имущество саперного понтонного батальона. И чертовы Иваны уже собрали за несколько часов две переправы из этих забытых понтонов – теперь внезапный плацдарм ширится, на него потоком прут танки и артиллерия, да плюс ко всему явно получившие команду лесные бандиты дружно и повсеместно рвут линии связи, устраивают диверсии на дорогах. А в довершение ко всему, началась артподготовка на фронте.
И не просто долбежка снарядами окопов первой линии, от которой пехота привычно прячется на линии второй и перед атакой возвращается, чтобы встретить цепи врага плотным огнем. Нет, теперь советские артобстрелы составлены с изощренным коварством и мало того, что плотность огня чудовищная и точность парализующая, так еще и с обязательным накрытием сидящих на второй и третьей линиях обороны, а потом – с имитацией наступления и превращением в фарш тех, кто прибежал в передовые окопы отражать атаку. Вместо атаки, которую только имитировали, крича «ура» и поднимая чучела над брустверами да посылая группки наглецов – опять град снарядов и ракет! И потом только на перепаханные позиции, давя огрызки сопротивления, прут танки с пехотой.
Артиллерия РККА получила достаточно и стволов, и боеприпасов. За характерное для 1942 года бабаханье наобум по площадям парой десятков снарядов уже драли нещадно. Каждую цель артиллеристы должны были разведать и потом точно накрыть. Составлялись панорамные фото немецкого переднего края с расшифровкой, засекались огневые точки, позиции артиллерии и прочие объекты – и потому, когда начинался артобстрел, он мало того, что был массированным (порядка двухсот стволов на километр фронта), так еще и ювелирно точным. Этакая хирургическая кувалда. Такая обработка переднего края и линий обороны немцев позволяла пехоте без больших потерь осуществлять прорыв, открывая дорогу танкам. Танки теперь действовали не в голом виде, без пехоты и артиллерии, но вполне себе сколоченными соединениями, со своими саперами, артиллеристами, мотопехотой, и потому обидеть танк было куда сложнее. Гитлеровцам возвращали угощение блицкрига во всем.
