Разведка боем. Остальные огнем поддержат, пушки у немцев сейчас хороши, дальнобойны, довелось видеть, что такое 88 миллиметров в деле. За три километра, даже не пробивая броню, такие снарядики так бьют, что с внутренних слоев брони отлетают куски и мелкие осколки, калечат экипажи за милую душу.
Чувствуя ту самую смесь чувств перед боем – и холодок по хребту и злой азарт и странную замедленность времени – сыпанул командами, напоминая командирам взводов, чтоб не стояли: два-три выстрела – и менять позицию! И не высовываться зря, немцы будут под огнем гребень высоты держать. Сейчас атаку отражать тем двум взводам, что с этой стороны шоссе. Огонь вести только когда до подбитых машин эти панцеры доедут. Третий взвод – в резерве.
Впору порадоваться бомбежке прошедшей – танки все целы, зато дымища и пыли поднято густо, и тридцатьчетверки не будут силуэтами на фоне голубейшего неба торчать: маскирует высоту дымина. Немцев уже видно лучше. И два танка, прямо как на картинках. «Тигры». Здоровые, заразы! Все, пора! Первый взвод работает по «Тиграм», второй – свиту берет.
Рявкнул команду, выскочили на гребень всемером, говорили инструктора – такое внезапное появление немножко сбивает наводчиков с панталыку, теряется человек от нескольких мишеней сразу, дает это несколько секунд форы. В бою секунды эти дорогого стоят.
Сам к прицелу прилип. Много обязанностей у простого командира танка: сам стреляет, сам наблюдает, сам командует всему экипажу, а у ротного командира задач еще больше. Вертись, как хочешь и все поспевай, если гореть неохота. Но сейчас – стрелять!
Привычно отклонился от дернувшегося казенника. Успел увидеть малиновую нитку трассера, свечкой порхнувшую в небо. И тут же еще чей-то трассер и тоже в рикошет. Второй снаряд, лязгнул затвор, отклонился, выстрел – и уже откатываясь назад, увидел, что этот снаряд вертанул странную рикошетную малиновую спираль.
– Не пробивает! Не пробивает «Тигра»!! – комвзвода по рации кричит.
– Вижу! Работаем по средним! – главное, чтобы голос спокойный. Получилось.
А во рту пересохло – неуязвимы в лоб тяжелые танки. Сейчас доползут до гребня, и единственный выход – вокруг вертеться, может, борта выйдет продырявить… Когда в лоб «Тигру» бил, заметил его немец сразу, орудие стал доворачивать, только медленно башня у этой громады крутится: успел оба раза влепить, а немец еще не довел до цели.
Из-за гребня внезапно огненно-дымный гриб, клубок огня в небо на дымной ножке – такое видал, когда в бензобак танку прилетает! В другом месте выкатился, понял: сидевшие, как мыши под веником, артиллеристы дождались момента, когда панцери бортами оказались, как на блюдечке. И врезали, как из засады. Один «Тигр» полыхал стогом сена, остальные тяжеловесно разворачивались к новому врагу лбами.
И бортами к тридцатьчетверкам на гребне!
– Внимание! Немцы поворачиваются! Огонь по тем, кто подставил борт! Повторяю: огонь – по бортам!
Малиновый трассер погас в темно-сером силуэте. Второй туда же, и мехвод рвет машину задним ходом, уводя из-под удара.
– Сто метров правее, Петя!
Тяжеленная стальная махина послушно катит, куда сказал.
Сердце колотится с пулеметной скоростью, руки не слушаются, когда глазами видишь – вот этот уже наводит бревно ствола на тебя, а целиться надо совсем не в него, в другого, который тебе ничем не угрожает, потому как пошел давить артиллеристов, и борт его открыт для огня. А глаза съезжают с серого борта на черную дырку ствола, ищущего тебя! Секунды на все про все и у тебя, и у того немца, что сейчас так же психует от того, что медленно башня и орудие поворачиваются. Не ждал отсюда, но вот сейчас… Еще чуть-чуть!
