Починили одну часть палисадника, после зимы рухнула другая часть; починили водопровод в огороде, пробило трубу где-то под домом; покрасили ставни, а ветка отвалившаяся во время урагана выбила окно. Все, казалось, шло не так. Все, казалось, противится этому продлению жизни. И имя этому «что» – дедушка. Он не хотел жить без нее и говорил нам это иногда, а с его щек срывались слезы. Мама каждый раз упрашивает его переехать к нам в Тетюши, где она сможет о нем заботиться, где не надо ходить в туалет на улице, где всегда будет горячая свежая еда, но он противится этому. Говорит, что дом, который он возводил своими руками растащат, что выбьют окна. Нет, он ни за что не оставит свой дом и спать в чужом месте, даже если это дом его родной дочери, он не сможет. И так было из раза в раз, во время каждого посещения дедушки, после каждой очередной поломки, которую он пытался починить сам, но у него не получалось и родители узнавали об этом только тогда, когда наведывались к нему с проверкой по выходным.
Телефоном дедушка так и не научился пользоваться. Бабушка быстро освоила его потому, что это чудо техники позволяло ей связываться с родственниками в любой части страны. А дедушка не хотел этого. Он не хотел, как я поняла для себя, каждый день отчитываться маме. И мама каждый раз билась головой о его стену, приводила свои доводы, говорила, что сейчас нет необходимости ходить к соседям с телефоном, чтобы вызвать в случае чего скорую. Он замкнулся, замкнутым таким он был не всегда.
После смерти бабушки, какое-то время, наши деревенские родственники регулярно навещали его, а позднее перестали. Редко кто наведывался к нему теперь кроме мамы и папы. Его оставили одного в этой небольшой деревне наполненной родственниками. Оставили совсем одного наедине со своей утратой и никто не мог представить каково ему было без нее. Никто не мог вообразить себе, что деревенский мужик тоже способен на чувства и ему нельзя оставаться одному, ему будет куда легче перенести утрату в компании с людьми. Но его оставили одного. Грустно. Внутренняя боль или потеря человека, с которым прожил всю жизнь, это вам не сенокос или картошка куда слетается вся деревня, чтобы помочь.
А что сделала я для него? Приезжала ли я сюда в отпуск? Нет. Всего на день. Приезжала утром с родителями, а вечером уезжала обратно в Тетюши, оставляя его в воротах машущего нам рукой и сдерживающего слезы, тревожащегося, что может видеть меня в последний раз. Я не думала тогда об этом. По какой-то причине эти мысли сейчас сами собой нашли брешь в моей голове и вышли из тени. Я не лучше этих родственников. А может быть даже хуже потому, что меня он считал своим маленьким другом. Друг, что возвращаясь с прогулки с Максом, рассказывает о каких-то следах, о каких-то паранормальных вещах.
Я тоже бросила его, тоже оставила одного в этом разваливающемся и умирающем доме.
Пока мама сервировала стол, чтобы выпить чая перед дорогой, она попросила меня сходить в огород за зеленым луком, который все еще не сдавался и спокойно себе зеленел на грядке. Солнце уже заползало за золотые поля на западе, но на улице все еще было тепло.
Я нарезала лук, но не торопилась возвращаться в дом. Я осторожно открыла низенькую дверь кладовой, где в погребе раньше старики хранили картошку и свеклу. Сейчас картошку там уже не хранят потому, что не сеют ее в таком количестве, да и свеклу тоже – надобность в ней исчезла после того, как продали всю скотину.
