Лев сделал глубокий вдох, посмотрел в ночное небо. Тёмное, почти чёрное, полное застывших вихрей звёзд.
– Спасибо, – прошептал он, искренне надеясь, что слово долетит до адресата, и громко позвал: – Матвей!
Тот вздрогнул, вытер серый пепел, смешанный со слезами, со щёк, поднялся, но в глаза брату не посмотрел. Обнял бок окровавленной рукой. Наверное, чисто машинально. Ладонь легла на ещё недавно сломанные рёбра.
– Боишься, – понял Лев. – Что, крыльев больше нет?
Матвей взглянул на него, и было заметно, как сбилось дыхание при этом взгляде.
– Похоже, из легиона выгнали, – Долин ждал ещё мгновение, потом не выдержал, шагнул к брату.
Матвей замер, не зная чего ждать, глаза блестели. А Лев наконец крепко обнял его. Из десяти лет новой жизни он не собирался тратить ни минуты впустую.
– Порядок? – спросил он вместо долгих объяснений.
Матвей выдохнул с облегчением, улыбка вернулась на чумазое лицо.
– Мы дома, – прошептал он. – Порядок.
Густой аромат ладана делал воздух тяжелее. Даже у самых дверей, где сквозь щели струился холодный ветер с улицы, он невесомо окутывал собой.
В углу церковного притвора располагались полочки с иконами, упаковками церковных свечей и разной утварью. Здесь же за стойкой восседала матушка. И лики святых, несмотря на традиционную серьёзность своего изображения, явно были добрее старушки в платке.
Скромное убранство маленькой церкви привлекало внимание Анны. Верующие, наверное, давно перестали обращать внимание на стены. Опущенные головы старушек, набившихся в средний зал, всем видом показывали: Ой, как мы грешны!
И это обстоятельство, конечно, волновало верующих больше, нежели образы, украшающие своды над ними. Так что Анна в одиночестве разглядывала стену, где сидел Иисус, широко разведя руки, и весьма рисковала привлечь к себе внимание матушки. А судя по доброте старушки, это могло закончиться плохо. К её помощнице подошла пожилая женщина с просьбой разрешить ребёнку попить воды, и зычный голос матушки перекрыл пение церковного хора:
– Ну, нельзя! Нельзя до причастия! Пусть потерпит!
Расстроенная помощница и бабушка ребёнка отошли.
– Вот ведь, строгая какая, – тихо засмеялась Маша.
Анна покачала головой.
– Осуждаешь? – уточнила её жест Маша.
– Нет.
– А я да!
– Да? – Анна взглянула на неё вопросительно.
– Что уж ребёнку нельзя воды попить? – невозмутимо пожала плечами Маша.
Она отыскала взглядом бабулю с внучкой и направилась к ним. Подойдя, опустилась на корточки, дёрнула девочку за руку. Та повернулась, и Маша протянула ей бутылочку со святой водой.
– Пей скорей, – зашептала она, – пока не видит никто.
Девочка обрадовано сделала глоток, а Маша, крадучись на цыпочках, вернулась обратно к Анне. Весело подмигнула на её удивлённый взгляд.
– Ну, ладно, – улыбнулась Анна. – Тебе виднее.
Служба продолжалась. Пели, конечно, из рук вон плохо, но старались. Разве что голоса священников, вступающих в означенные моменты службы, отличались ровностью и низким звучанием.
– Ты молитвы за здравие закажешь? – поинтересовалась Маша.
– Ах, да, – Анна вытащила кошелёк и подошла к матушке: – Можно молитвы заказать?
– Можно, – отреагировал церковный цербер. – Вот бланк.
– А кому можно заказать молитву за здравие, какому святому? – уточнила Анна.
– Всем можно, – отмахнулась матушка.
– Богородице закажи, богородице, – Маша ткнула Анну пальцем в бок, и та невольно засмеялась.
