— Нелли, я ничего не понимаю. Ты поехала к врачу, а теперь говоришь о каком-то предательстве. Расскажи, пожалуйста, все по порядку, — внимательно всматриваясь в мое лицо, просит мама.
— На обратном пути я заехала на нашу квартиру... Там наткнулась... на Дарину, — еле заставляю себя произносить это. — Подтвердилось все, чего я боялась.
— Нелли, — тянет мама.
Выставив перед собой ладони, жестом останавливаю ее. Шумно выдыхаю и говорю с настойчивостью:
— Пожалуйста, только не расспрашивай меня. Все ведь и так понятно?
Мама с грустью кивает. Прислоняюсь к спинке дивана, закидываю назад голову.
— Я хочу уехать из города... из страны, — измученно произношу. Закрываю глаза и растираю по щекам слезы. Выпрямившись, смотрю на маму. — На пару месяцев. Может быть, на полгода. Я не смогу вернуться на работу. Не смогу смотреть на них... Не переживу этих разборок. Ярослав будет что-то говорить... Даже не могу представить, что он может мне сказать... Не могу думать об этом. Не могу смотреть на них. Меня разорвет от ненависти.
— Ты принимаешь поспешное решение. Сначала успокойся, потом думай, что делать дальше, — советует мама.
— Нет, нет. Никаких потом. Я умру, если останусь здесь. Просто задохнусь от разочарования, — решительно произношу в ответ.
Мама, пожав губы, смотрит на меня с откровенным беспокойством. Сползаю в сторону по спинке дивана и кладу голову ей на плечо.
— Другого выхода нет. Просто позвольте мне уехать, — говорю тихо.
Еще долго так и сидим с мамой. Понемногу успокаиваюсь, но теперь во мне поднимается нетерпеливое ожидание папиного возвращения. Ведь за ним остается последнее слово.
Мама отправляет меня в душ. Сама идет заваривать чай. Аппетита нет у нас обеих.
Горячая вода расслабляет тело, даря на несколько минут обманчивое чувство облегчения. Оно тут же проходит, стоит мне выбраться из кабины. Надеваю мягкий банный халат и, не высушивая волосы, направляюсь обратно вниз.
Через распахнутые двери вижу родителей. Они сидят за обеденным столом на соседних стульях. Папа накрывает хрупкую мамину ладонь своей крепкой рукой.
Услышав мои шаги, родители оборачиваются. Папа поднимается и шагает ко мне навстречу. Приблизившись, заключает в объятия. Его костюм мокнет от моих волос и глаз.
— Мама мне все рассказала, — чувствую в его груди вибрацию низкого голоса. — Хочешь уехать?
— Да, — отвечаю, ощущая, как от замаячившей надежды учащается пульс.
— Значит, уедешь. Скажи куда, и я все устрою. Только одно условие — мама едет с тобой, — категорично предупреждает он.
— Согласна.
Мама присоединятся к нам. На спину ложится ее теплая рука. Папа оставляет поцелуй на щеке жены, затем на моей макушке.
— Спасибо, — шепчу, крепче прижимая родителей.
— Все пройдет, детка, — заверяет папа. — Отвлечешься в поездке, развеешься. Вспомнишь, как прекрасен мир и поймешь, что ни один мужчина не достоин таких переживаний.
Слушаю папу и оттого, что скрываю от родителей беременность, испытываю угрызения совести. Они ложатся на сердце тяжелым камнем. Но я боюсь поступить по-другому.
Утром, в половине десятого, с небольшой сумкой самого необходимого выхожу из дома. Мама уже в машине. Мы практически не спали, всю ночь организовывая наш отъезд.
В кармане звонит сотовый. Внутри даже не екает. Больше не жду звонка от Ярослава. Смотрю на экран. София. Вздыхаю. Неохотно, но принимаю вызов.
— Да, — останавливаюсь на половине пути к машине. Рассматриваю особняк. Знаю, что очень нескоро вернусь домой и испытываю лишь легкую грусть. Полонский своим предательством отравил все вокруг. Не хочу видеть то, что хоть как-то связано с ним.
