– Нет. Я просто видящий ясно. Итак, вы играли и пели.
– Да, ваше высочество. Каждую ночь этот мерзкий душегуб приводил с собой двух девиц из нескольких десятков, живших у него в плену и устраивал с ними жуткую оргию, отвратительный вид которой взывал к небесам об отмщении. А я был вынужден играть и петь для них.
У меня больно кольнуло сердце.
– Как ты бежал?
– Однажды совершенно случайно мне удалось увидеть потайную дверь, ведущую из спальни пирата в подземный грот. Там были спрятаны лодка, оружие, запас еды и золото. Очень много золота. В общем, все, что нужно для побега и дальнейшей безбедной жизни. Страх толкал меня на действие. Я вышел в море и, каждую секунду ожидая погони, греб что есть сил. На мое счастье, Господь во всеблагой милости своей сжалился надо мной и к исходу второго дня меня подобрал английский корабль. Вот и вся моя история.
– Ты должен будешь нам помочь, – тоном, не допускающим возражений, отрезал я. – Мне надо будет проникнуть туда. В спальню Аббата. Найдешь дорогу?
Трубадур широко открыл глаза и, побледнев, пристально уставился на меня. Я не шутил.
– Найду, ваше высочество, – прошептал он.
– Вот и чудесно! Эд, что там у тебя выходит?
Меркадье, решивший предохранить свое душевное здоровье от натиска высокого слога, все время допроса, сидя над своей картой, занимался какими-то непонятными исчислениями.
– Завтра до заката остров будет у нас на траверзе![11]
На любой ваш вопрос дадим мы ответ: У нас есть «максим», а у вас его нет!
Английская солдатская песня времен англо-бурской войны
Иль-Сен-Маргет темнел на горизонте, подобно огромной драконьей голове, выглядывающей из морской бездны. В зыбких весенних сумерках зубчатый гребень крепостной стены, венчавший поросшее редколесьем нагромождение гранитных скал, сливался с шипастым каменным хребтом, сползающим в море, придавая пейзажу вид мистический и жуткий.
– Один жонглер, в высшей мере заслуживающий доверия, – зашептал Гарсьо де Риберак, лежа на дне небольшой лодки, медленно дрейфовавшей в сторону острова, – рассказывал мне, что в незапамятные времена вся гряда этих островов, первым из которых является Сен-Маргет, была огромным крылатым змеем.
Трубадур словно читал мои мысли. После нашего вчерашнего знакомства он сильно изменился в лучшую сторону. Во всяком случае, теперь сей вдохновенный певец избегал перегружать свою речь изысканной бессмыслицей в галантном духе. Правда, пока что это удавалось ему с трудом, и он то и дело замолкал, подбирая слова и избегая витиеватостей.
– Этот змей, или, по-другому, Дракон, – продолжал он, – был совершеннейшим сосредоточием всяческой премудрости и всеми признанным отцом магического знания.
Я прислушался. Кажется, Оберон тоже как-то упоминал о драконе, обладавшем магическими способностями.
– …У него был ученик. Человек. Совершеннейший из людей. Постигнув нелегкую науку магии и трансмутации,[12] он странствовал по свету, делясь крупицами своего знания с жителями Ойкумены. И те становились сильнее, и смело открывались глаза их, и гордо глядели они на мир вокруг себя. Чем больше становилось таких смельчаков, тем меньше оставалось страха в сердцах племен и народов – тем скуднее становились жертвы, приносимые Дракону…
Трубадур вещал, самозабвенно прикрыв глаза, перейдя с шепота на негромкий напев. Похоже, брызги волн, беспокоившие его поначалу, сейчас потеряли для него всякое значение. Вот уже около часа мы медленно приближались к острову. Начинало темнеть, и скоро уже можно было налегать на весла. Пока же мы старались не высовывать носа из-за борта, лишь изредка макушка Сэнди, лежавшего у руля, на какую-то долю секунды появлялась над кормой.
