Закон кустарника - страница 3

–Пойте. А я послушаю и заодно обсохну.

–Что предпочитаете: оперу, оперетту, городской шансон, фольклорные наигрыши…

–Ораторию или обрядовые песни африканских племен.

–А какой части Африки? Южной, северной…?

–Центральной.

–Видите ли, обрядовые песни аборигенов центральной Африки исполняются только под аккомпанемент инструмента, который носит название «тамбурджон».

–Простите, какой Джон?

–Тамбур–Джон.

–А без него, значит, никак, нельзя?

–Угадали. Нельзя,–лукавые карие глаза буквально изучали Юлю, и по тому, как они это делали, было ясно: повторный её стриптиз Алексей отсмотрел с большим удовольствием.

Знакомая нервная дрожь пробежала вдоль позвоночника. «Черт знает, что,–возмутилась она,–Это надо немедленно пресечь». Но пресекать, как раз и не хотелось,–Ну, раз концерт отменяется, публике пора по домам.

–В таком–то виде?

–Есть предложения?

–Есть. Следует поменять одежду или, хотя бы поймать машину.

–Вы, что серьезно думаете, что водитель будет рад такому подарку?

–А куда он денется?

–Выберем золотую середину. Я сейчас по возможности приведу платье в порядок и прекрасно доеду общественным транспортом. Держите сумку.

–Как скажите.

–Отвернитесь. Предупреждаю, если вздумаете подглядывать, выцарапаю глаза.

–Зачем? Все, что хотел, я уже видел.

Оставив последние слова без внимания, Юля тщательно отжала подол, потом достала из кармана платок и вытерла мокрые ноги,–Ну, вот и все. Давайте сумку.

–Быстро управились,–улыбнулся Алексей и, вместо того чтобы отдать сумку повесил ее себе на плечо,–Идемте. Я вас до метро провожу, а то вы, не ровен час, опять с какой–нибудь водной стихией соприкоснетесь.

***

Лифт не работал. Света на этаже тоже не было. С трудом, нащупав замочную скважину, Юля открыла дверь и щелкнула выключателем.

В этой квартире она жила давно, с тех пор, как еще школьницей переехала сюда с родителями и младшей сестрой. Две комнаты. Одна–девятиметровая– напоминала спичечный коробок, другая–двадцати– троллейбус, но после небольшой комнатушки в огромной коммуналке – это был настоящий дворец. Первые десять лет, все было хорошо, Юля с младшей сестрой размещалась в маленькой комнате, а родители в большой. Но сестра росла, родители старели, и места стало не хватать, кроме того, матушку ужасно раздражало, что у сослуживцев дочери одна за другой обзаводились семьями, а ее чадо упорно отказывалось это делать. Анна Васильевна Комарова была женщина властная и всегда считала, что на свете существует только два мнения– одно ее, а другое неправильное. После семи лет непрерывных скандалов, мать, наконец, поняла, что с Юлькой каши не сваришь, и сделала ход конем. Она выписала из–под Саратова родителей. Отец у нее был инвалид войны, а, следовательно, имел право на различные льготы, стариков прописали, и дед начал ходить по инстанциям. Два года его «непрерывных хождений» завершились успехом– родителям и сестре дали квартиру в новом доме, а Юля со стариками осталась на старом месте. После разъезда дед стал часто болеть и через три года умер, теперь в квартире их осталось двое – она и бабка, но с апреля по октябрь старуха, обычно жила в деревне и только на зиму перебиралась в Москву.

Юля закурила сигарету и вышла на балкон, внизу расстилалось темное шелестящее море. Район был зеленый. Она помнила, как в первый год после переезда жильцы ходили в лес за саженцами, благо он тогда был в двух шагах, и вдохновенно озеленяли территорию вокруг домов. В результате все свободное пространство, кроме асфальтовых тротуаров и детских песочниц, было сплошь засажено зелеными насаждениями и у каждого жильца было «свое» дерево. У Юли оно тоже было–березка.