– Потерпи, – просит Джен, подхватив друга на руки, и тащит к дивану. Джа кажется совсем легким, будто скрученным из проволоки. Не человек – скелет-каркас со стеклянными глазами. В такие моменты отчаяние Джена доходит до точки кипения, до той отметки гнева, когда на себя уже наплевать. Он стоит на коленях, упираясь кулаками в потертую обивку дивана, и шепчет, зная, что Джа все равно не услышит. – Это когда-нибудь кончится. Наверное, когда мы перебьем всех. Или когда грохнут нас, Джа, но это должно закончиться. И почему тебе? Почему, блядь, все это дерьмо – тебе? Ты ведь сам ну нихера сделать не сможешь.
– Зато ты сможешь, – сипло и совсем тихо.
Джен поднимается, помогает другу сесть, подтыкает подушки под спину.
– Ну? Что видел?
Джа облизывает пересохшие губы и морщит лоб, трет переносицу костяшками пальцев.
– Стройка, – наконец, произносит он твердо. – Брошенная стройка, даже первый этаж не закончен, одни стены. Рядом какая-то вышка. Похоже на район Октябрьских улиц, то ли первая улица, то ли вторая, я в той части города не ориентируюсь.
– Там есть несколько брошенных высоток, – вспоминает Джен. – Возле частного сектора. Видел дома рядом?
– Нет, но черт его знает.
– Ладно. Дальше.
– У него нож, отвертка, огнестрела нет, – взгляд Джа зависает на одной точке, будто картинка ускользнула из памяти, но тут же возвращается. – У него нога правая болит. Девчонка отбивалась, пнула под колено.
– Девчонка?
– Да. Высокая такая блондинка, с короткой стрижкой. У нее кулон на шнурке, она его под кофту прячет. Дракон. С такими крыльями, – Джа вскидывает руки с растопыренными пальцами. – И камни в глазах. В смысле, у дракона камни. Блестят. Джен… мы успеем?
– Успеем, – обещает Джен.
Должны успеть. До Октябрьских улиц минут пятнадцать езды. А бензобаки заполнены и экипировка всегда наготове.
Для центральной улицы такая скорость непростительна. Два Нортона торпедами летят по средней полосе главной артерии города, поймав «зеленую волну» – контроль скорости между светофорами доведен до автоматизма.
От ветра шумит в ушах, и шлем не спасает.
Иногда отвлекают сигналы возмущенных черепах на четырех колесах, мало кто любит резвые обгоны. Но недовольные могут идти лесом. Менты – тоже, даже если догонят. Джен ради наклеек «Неприкасаемых» несколько суток возился с Харлеем сына начальника полиции, так пусть коррупция и взяточничество хоть раз сработают на благое дело.
У моста через реку Энку солидная пробка. Джен лавирует между машинами, и настигает обтянутую черной кожей спину Джа возле светофора. Пророк нервничает. Порывается выпрямиться в седле, но не рискует отпустить руль. Вертит по сторонам головой, которая из-за мотоциклетного шлема над щуплыми плечами кажется огромной. Раньше Джена забавляла эта картина, теперь ему не смешно – дико.
Дикость – лететь пусть на окраину, пусть застойного, но все же – города среди бела дня. Совсем озверели сволочи.
Джа срывается с места резко, колеса описывают зигзаг по горячему асфальту. Подрезанный Опель истерично визжит сигналом. Прости, чувак, но вдруг там, на стройке твоя дочь? Нельзя опаздывать.
Этот район собирались отстроить для переселенцев, когда Икстерску заслугами двух выходцев-художников присвоили статус кузницы талантов. Думали, понаедут туристы, подтянется богема из соседних провинций. Нихрена. Икстерск так и остался неуклюжим «мертвым» миллионником, раздробленным на бывшие когда-то пригородами районы. Сомнительные красоты типовых домов и воды Энки цвета кваса похоронили инвесторские мечты. А особый дух свободы, действительно витающий над Икстерском, пришлым не открылся.
