Именно тогда Маша вдруг с облегчением поняла, что никчемный блондин-балбес, из-за которого она и решилась на это признание, ей вовсе не нужен!
Герман был старше, взрослее ее – в первые годы войны пропустил два или три года, да и что-то еще заставило его повзрослеть гораздо раньше Маши. С ним ей было легко говорить и не надо было специально подбирать слова из боязни, что ее неправильно поймут. У них было достаточно много общих интересов – оба любили живопись, с удовольствием ходили на художественные выставки в музеи, на концерты в консерваторию или Зал Чайковского, если удавалось достать билеты…
Девушки из группы тайно называли его Мушкетером. Он и впрямь был чем-то похож на мушкетера, как представляли того по старому трофейному фильму – темные волосы и серые глаза на узком лице, прямой нос и аккуратные усики, а еще открытый взгляд и очень заразительный смех. Не хватало только шляпы с пером и шпаги. И вообще, почти все в нем было «французского покроя», даже фамилия. Кстати, фамилия его Машу слегка интриговала – вроде бы французская или немецкая, но явно не русская, не украинская, не еврейская и, вроде бы, не прибалтийская… Как-то раз она даже несмело спросила, от кого у него такая («если не хочешь – не говори»), на что Герман невнятно ответил, что вообще-то он одессит, по отцу – француз, так что и фамилия у него отцовская. Маша не удивилась. Правда, французское поселение, которое предлагала организовать сама императрица бежавшим от революции буржуа, так и не состоялось. Эта капризная публика отказалась переезжать по причине «грязи и неблагоустроенности» места, но в той же Франции нашлись талантливые, деятельные и предприимчивые люди, которые сумели оценить блестящую перспективу и пренебречь временными неудобствами. Они так много сделали для города, что сами стали неотделимой частью Одессы – вице-адмирал Де Рибас, дюк (герцог) Ришельё, граф Ланжерон, архитектор Томон, построивший лучшие здания Одессы… А первые банкиры, рестораторы. Так почему бы Герману не быть одним из их потомков? Даже если бы сказал, что он – родственник графа Потемкина или самого Пушкина, Маша тоже не удивилась бы. Для бывших одесситов ничто не удивительно – портовый город, кто там только ни жил, кто там только ни останавливался, вот и перемешаны народы, как овощи в винегрете.
Короче. Больше или меньше, но внешне на Мушкетера он был похож, вернее – все в нем, кроме костюма, ботфортов, отсутствия шпаги. Ну и прическа не соответствовала – темные волосы, аккуратно подстриженные и разделенные, будто белой ниткой, пробором. Естественно – мода другая, и времена другие.
Их сокурсник, неутомимый поэт-пересмешник Саша, написавший знаменитые «Волосатые частушки» один куплет посвятил именно ему. «А у Геры голова, что участок местности. Посреди идет шоссе, а по бокам окрестности». Однако, на создание этих частушек Сашу «вдохновило» неожиданное появление на занятиях Маши, решительно или по глупости, остригшей свои роскошные волосы.
Эпиграф к частушкам был злой и даже обидный: «Волос длинный и густой вьется по башке пустой». Это было про нее, дуру. И зачем она тогда отрезала косы? Ведь по ее косам страдало или исходило завистью полкурса! «Маши косы, косы Маши, / Те, что не бывает краше. / Вдруг не стало тех волос. / Черт завистливый унёс». Она поначалу хотела даже обидеться, но передумала – это же был дифирамб с эпитафией пополам. В шутку Саша даже предложил объявить траур в честь «напрасно загубленной красоты».
