Слабо трепыхнувшись, вывернулась из рук женщины и обернулась. Мы находились на возвышении, а где-то там, внизу, не так и далеко плескало волнами море. Берег мне был не виден – его скрывали стоящие на уступ ниже меня домишки, но кусок воды с яркой лунной дорожкой, дробящейся от ветра на блики и вновь сливающейся в одну тропинку, мне был хорошо заметен.
От дома мы отошли совсем недалеко. Женщина раздвинула какие-то тряпки, и я увидела нормальную вонючую выгребную яму. Только вместо привычной деревенской будочки, стены состояли из чего-то непонятного, вроде клочкастой ткани. Впрочем, рассматривать мне было некогда…
-- Все?
Я молча кивнула головой, все еще страшась заговорить, хотя понимала ее прекрасно. Женщина вновь попыталась подхватить меня, но я отодвинулась. Настаивать она не стала. Повернулась и пошла к дому, приговаривая:
-- Как третьего дня тебя принесли, так ты в себя и не приходила. Я в храм два медяка снесла и свечку купила – все молилась милосердной Маас, чтоб она нас с тобой, сирот, пожалела. Она и пожалела, заступница наша!
В доме, укрытая от уличного ветра, я почувствовала, что озябла. Женщина заметила мое движение и охнув, куда-то метнулась:
-- Сейчас, сейчас Мари, подожди, радость моя.
Она вернулась почти мгновенно, сняв в углу комнаты висящую на стене тряпку, и накинула ее на меня. Меня резануло чужими яркими запахами, нереальностью ситуации и одновременно резкой материальностью этого мира.
Шерстяная шаль кололась, немного пахла рыбой, дымком, и, как ни странно, чем-то родным и привычным, надежным и успокаивающим. Женщина между тем подталкивала меня к широкой скамейке у стола:
-- Садись, Мари, садись. Сейчас похлебки тебе налью – два дня ты, бедняжка, не ела.
Женщина зашла в угол, который я еще толком и не видела – он находился в изголовье моего топчана. Там, в довольно большом камине, покрывалась холодным серым пеплом небольшая, тускло отсвечивающая горка угля. Над этой горкой, прямо в жерле камина стояла непонятная металлическая конструкция с закрепленным на ней большим котелком.
Женщина что-то зачерпнула со дна и поставила передо мной на стол божественно пахнущую миску. То ли из-за огонька свечи, то ли по другой причине, но жирный рыбный бульон в миске отливал густым, коньячным, янтарем.
Мне так хотелось есть, что я не стала ждать ложку, а подхватив миску с двух сторон, начала жадно, обжигая губы, пить горячую густую жижу. Бульон произвел просто волшебное действие – я мгновенно согрелась, даже бросило в пот. В нем чувствовался легкий привкус каких-то пряных трав и аромат дымка. Сытость волной разливалась по телу.
Женщина так и не доела свою порцию. Сидела напротив, подперев щеку ладонью, и с умилением смотрела на меня.
-- Рыбку съешь, золотая моя. Старый Пантос специально для тебя принес.
В миске лежали два крупных куска рыбы и я, не слишком церемонясь, съела ее прямо руками, сыто отдуваясь и облизывая пальцы. Отодвинула от себя миску и совершенно машинально сказала:
-- Спасибо!
Сказала и испугалась, И собственному незнакомому голосу, и странно прозвучавшему слову.
Из стоящего у двери бочонка женщина зачерпнула в миску немного воды, долила горячей, взяв ее из еще одного котелка в камине. Я смотрела, как она ловко, хоть и чуть прихрамывая, передвигается по комнате, все время поглядывая на меня, как будто боясь, что мне снова станет плохо.
5. Глава 5
