-- Мама… -- слово выговорилось само собой, так, как-будто на этом языке я разговаривала всю жизнь.
Женщина резко повернулась от стола, за которым она что-то делала стоя, и прошла несколько шагов до моего лежбища.
-- Проснулась, деточка? Вставать будешь или еще полежишь немного?
-- Мама, у меня с головой что-то не то…
Женщина смотрела на меня испуганно и растерянно, пожевала мягкими губами, приложила теплую руку ко лбу.
-- А жара вроде нет, – с сомнением проговорила она. – Ежели болит голова, так полежи еще, я и сама управлюсь.
-- Нет, мама, не болит голова, просто помню не все. Даже не помню, как в воду упала. А болеть, ничего не болит, не волнуйся.
Женщина с каким-то облегчением махнула рукой и добродушно проворчала:
-- Ну так и не пугай меня! А то как скажешь! А что забыла – так спроси, я подскажу.
-- Я много забыла, даже твое имя.
Глядя на то, как совершенно машинальным жестом женщина кладет руку на сердце и начинает потирать, как на лице ее проявляются испуг и непонимание, я торопливо добавила:
-- Помню, что ты моя мама, а как зовут тебя не помню и соседей забыла.
Женщина присела в ногах топчана, расстроено вздохнула, и вопросительно глядя на меня, сказала:
-- Мари, может к лекарю сходим? У меня несколько медяшек припрятано на худой день.
Я резко затрясла головой. Еще не хватало мне потратить последние жалкие копейки на какого-то средневекового шарлатана. Про уровень древней медицины и взглядов на гигиену в интернете было столько статей, что даже мне, человеку от медицины далекому, нет-нет, да и попадались на глаза. Кроме того, я прекрасно знала, что никакой врач мне не поможет – невозможно вспомнить то, чего ты никогда не знал.
-- Мама, зачем же лекарь? У меня ничего не болит, я вполне здорова. А то, что не все помню, ну так это и не страшно.
Наш разговор прервал стук в дверь, которая вслед за этим сразу же распахнулась. Вошла женщина примерно одних лет с моей «матерью» и с порога зачастила:
-- Ну вот, она уже и очнулась! А ты, Нерга, все причитала – лекаря, да лекаря! А оно, видишь как, все и обошлось! А я еще с вечера подумала, что как подою, надо к вам забежать и глянуть. Нако-ся вот… -- она подошла к столу и выложила на него из карманов сероватого фартука несколько штук яиц. – Спроворь девке яишню, оно и сытно, и полакомится.
-- Дай Всесильный тебе удачи, Верса. А Мари-то моя…
Ведомая скорее инстинктам, чем умом, я схватила руку «мамы» и крепко сжала, не давая ей договорить: «… память потеряла…» Я даже удивилась, как быстро я среагировала, но если рассуждать здраво, сообразила я все правильно. Мне здесь жить, и сплетни среди соседей о том, что у меня не все в порядке с головой, мне совершенно не нужны.
Нерга, моя мать, с удивлением глянула нам меня, возможно не понимая моего намека, и я торопливо, не давая ей продолжить, заговорила:
-- Ой, тетушка Верса, награди вас Всевышний! Как вы так и угадали-то? Как раз сейчас маме и говорила, что хорошо бы яишенку с утра, больно уж хочется.
-- А я помню, помню, что ты яишенку-то всегда уважала, – разулыбалась тетка. – Ну, побежала я, дел еще невпроворот, – она так же шустро выскочила за дверь.
-- Мама, не нужно никому говорить, что у меня с памятью худо. Пойдут сплетни, разговоры – ничего хорошего.
-- Деточка, какая же ты умница! А я что-то и не подумала… Верса-то славная, не жадная -- всегда поделится, а вот язык-то у нее… -- она с улыбкой покачала головой. Посмотрела на стол, где белели яйца и спросила: -- Пожарить тебе?
