– Никто из корешей и подельников Жилу сдавать не будет, это ясно. Они только на первом разбое полмиллиона подняли. Плюс они теперь все по мокрухе проходят. А обычные люди… Жила наверняка не высовывается, нигде не светится. Иначе мы бы его уже отловили.
– Иногда чудеса случаются, – пожал плечами Фокин.
– Ну вот смотрите. У нас за две недели так ничего и не сдвинулось по сути с мертвой точки, – сказал Аксенов. – С чем были, с тем и остались. А с чем мы были? У нас есть Света.
– Она под колпаком, Денис, – поморщился Долгов. – Ее четыре группы наружки круглосуточно ведут. На прослушке даже рабочий телефон.
– И что, за полмесяца – никаких подозрительных контактов?
Долгов устало вздохнул, после чего открыл принесенную с собой папку с бумагами и забубнил, критически и с укором косясь на Аксенова:
– Один раз пересеклась с подружкой, ездили в пиццерию. Подружку мы пробили, там тоже все чисто – Анастасия Тимошкина, замужем, муж бизнесмен. Три раза приезжала к родителям, приносила им продукты. Два раза там ночевать оставалась. Один раз…
– Погоди, – вдруг насторожился Аксенов. – За две недели три раза к родителям заезжала?
– Ну да, а что?
– И приносила им продукты?
– Денис, люди иногда жрут, – проворчал Долгов. – Даже ваш майор с язвой, и тот наверняка точит.
– Погоди-погоди.
Аксенов открыл папку с материалами дела, быстро пролистал, пока не нашел нужный документ.
– Так. Сергей Витальевич Кибирев, 52 года. Мария Васильевна Кибирева, 51 год. Донецкая, 40, квартира 83.
– Все так.
– Погоди-ка…
Аксенов медлил, быстро соображая. Что-то мелькнуло в его голове – и сейчас он стремительно пытался перехватить ускользающую мысль. А когда это удалось, внутри опера словно что-то щелкнуло.
– Родители живут на Донецкой, сама она на Краснознаменной. Это в одном районе же. Зачем ей оставаться у них ночевать?
– Некоторые любят своих родителей, – хохотнул Фокин. Но Аксенов не был настроен шутить, его переполняло нахлынувшее вдруг возбуждение.
– Нет, я серьезно. Девке 27 лет, она живет одна, в собственной квартире. Если так любишь предков – переезжай к ним. Продай квартиру, или сдай ее. Но нет, она живет отдельно – и каждую неделю ночует у родителей. В чем прикол?
– Ты к чему вообще? – Долгов не понимал.
– Плюс смотри, они довольно молодые. Обоим чуть за 50. На Донецкой куча магазинов. Особенно в районе дома 40, я его знаю – там через сто метров супермаркет. У нее что, предки такие немощные в 50 лет, что не могут сто метров до магазина пройти? Им нужно, чтобы приехала дочка?
До Фокина начало доходить.
– Фига се! В натуре: зачем три раза за две недели приносить родителям продукты? Они что, немощные уже? Прям оба или как?
Лицо Долгова вытянулось.
– Родителей мы на всякий случай давно проверили. Батя шоферит, здоровый как бык. Мать бухгалтер… – опер ФСИН даже не договорил, а осек сам себя и выругался. – Твою же в раскоряку…! Кибирева ходит не к родителям. Она ходит к Жиле.
Они вышли из лифта этажом ниже – на четвертом. Тихонько спустились на пролет вниз. Вытягивая шею и прищуриваясь, Аксенов различил номер квартиры на второй от лестницы двери.
– Вон она. Квартира 83.
– Двушка, – отметил Фокин и, встретив удивленный взгляд Долгова, хмыкнул: – Я пару лет назад в похожем доме хату снимал, расположение знаю. Типовое здание.
– Если это двушка… Вряд ли Жила там ныкается, – тихо высказался Долгов.
– Само собой, не там, – кивнул Аксенов. – Если даже брат Светы терпеть не мог это урода, представляю, что ее предки о нем говорили.
