– Спасибо, – награждаю я его легкой улыбкой. – Так оно и было.
– Мы почти уверены, что охранники держали игроков, пока их убивали, – объясняет детектив.
– Боюсь, что скоро вы все сами увидите, – киваю я на экран телефона, на которой ведущий игры неспешными шагами меряет подвал.
– Далеко не факт, Аделина, – опустив голову, возражает младший следователь.
Я с подозрением рассматриваю их лица и понимаю, что что-то не так.
– Думаете, что успеете их спасти еще до начала игры?
– Не совсем.
Я невольно подаюсь вперед.
– В чем дело?
– Перед тем, как мы вернулись в допросную, нам пришло еще одно письмо, – сообщает детектив.
– От организаторов?
– Да. И к сожалению, оно касается вас.
Он будто специально выдерживает паузу, опасаясь моей реакции.
– Дело в том, что они не начнут игру, пока мы не доставим вас в назначенное место. На это у нас есть двадцать четыре часа. После этого мы и впрямь станем свидетелями очередной трагедии.
– И что? Вы собираетесь сделать меня приманкой?
– Вы злитесь? – прищуривается он.
– Это не злость, детектив, а ярость, – честно признаюсь я.
– Мы не собираемся делать вас приманкой. Да и как это сделать без вашего согласия? К тому же у нас нет уверенности, что это действительно поможет спасти запертых в кабинах игроков.
Тяжело вздохнув, он поднимается с места.
– Попробуйте успокоиться. Я вернусь через пятнадцать минут.
– Как будто у нас есть эти минуты.
– У вас, Аделина, есть минуты всего мира, а вот у этих людей… боюсь, что нет.
Когда он уходит, хлопнув дверью, младший следователь отодвигает от меня телефон с трансляцией.
– Он прав, вам нужно прийти в себя.
Я сама не замечаю, как хватаюсь за край стола.
– Вы же это не всерьез? От меня зависят жизни тринадцати человек! Вы бы смогли успокоиться?
– Следователь вместе с нашими специалистами уже изучают ваши переписки трехлетней давности с другими игроками. Мы точно выйдем на чей-нибудь след.
– Вы напрасно тратите время.
– Остается только надеяться.
– Простите, но мою надежду отобрали в том подвале.
– Мне жаль, – кажется, искренне говорит он.
– Я не стану приманкой.
– И не придется. Мы найдем их раньше.
– Я только начала жить.
– Конечно, Аделина, – успокаивает он меня. – Никто не собирается отнимать вашу жизнь.
– Мне нечем дышать.
Я задыхаюсь. Прямо как тогда, на игре, когда на панели отобразилось имя моей подруги.
Тогда я склонила голову набок и в недоумении вгляделась в текст. Что значит «Анна убита»? Нет-нет-нет! Это ошибка!
Я быстрыми шагами направилась к ее кабинке, желая как можно скорее убедиться, что она в порядке.
– Анна, ты…
Даже увидев лежащую на полу подругу, которая после четырех пуль не издавала даже предсмертных хрипов, я все равно не поверила, что ее больше нет. Я помню, как пыталась ее поднять, но окровавленное тело беспомощно падало после каждой тщетной попытки.
– Нет… нет…
Я не прекращала надеяться на чудо, даже поднимала ей веки. Может быть, она умерла не сразу, но, когда я ее нашла, в ней уже не осталось ни малейших признаков жизни. А ее глаза… они были такими же пустыми, какими, должно быть, стали мои собственные в тот момент. Осознав, что потеряла ее навсегда, я плотно зажала рукой рот, чтобы не сорвать голос от рвущегося наружу крика.
На стене в гостиной родителей Анны всегда висели ее фотографии. Если хорошенько присмотреться к их цветовой гамме, то можно заметить, что они образуют радугу.
Первая фотография – маленькая Анна в ярко-красном платье. На ее маленькой рыжей голове золотая корона. У девочки нет переднего зуба, но она улыбается во весь рот, совершенно не стесняясь своего изъяна.
