– Так расскажите мне, что там случилось.
Халли рассказала, а затем все словно расплылось у нее перед глазами. Снова придя в себя, она поняла, что Мерритт что-то говорила.
– Прошу прощения, что вы сказали?
– Дорогая, вы просто отключились, – сказала Мерритт, похлопав ее по колену.
– Агнес… Агги, две такие смерти, и почти в одно время. Ведь подобное должно считаться чрезвычайным событием даже для полюса.
– Совершенно с вами согласна. Но вы когда-нибудь слышали о дегисценции, иначе говоря, о расхождении краев раны?
– Нет.
– Я тоже, пока доктор не позвонил. Гарриет в прошлом году удалили часть пищевода. У нее проявлялись симптомы рака на начальной стадии. При операции некоторые важные сосуды были повреждены и сшиты заново.
– Вы хотите сказать, что их прорвало?
– Так думает врач. Когда раскрываются хирургические швы, это называется дегисценцией.
– Но почему это произошло сейчас?
– Боже мой, а что в этом удивительного? Высота. Немыслимые колебания температуры. Радиация. Стрессы. Скверная еда. Тяжелая работа. Ну и так далее.
– Никогда не слышала ни о чем подобном.
– А скольких людей, перенесших эзофагэктомию, вы знаете?
– Ну а что в отношении Дайаны Монталбан?
– Вы сказали, что видели у нее шрам, оставшийся от кесарева сечения. Возможно, как сказал доктор, и тут та же самая причина.
«Слишком много совпадений», – подумала Халли. Но в то же время нетрудно понять, почему Мерритт хочет дать рациональное объяснение этим смертям. Попытка минимизировать неподконтрольные угрозы. Неизвестное всегда пугает сильнее, чем известное. И как главный научный сотрудник, Мерритт наверняка испытывает сильную заинтересованность в том, чтобы показать, что все находится у нее под контролем. А что касается смертей, то причины, их вызвавшие, возникли не здесь – жертвы принесли их сюда с собой.
Или, возможно, эти смерти каким-то образом связаны с Эмили, и Мерритт об этом известно. Как только Халли переступила порог кабинета главного научного сотрудника, этот мучивший ее вопрос то и дело возникал в голове. «Должна ли я рассказать ей об этом?»
Но было и кое-что еще. С каждой новой встречей все труднее становилось молчать. Тайна настойчиво просилась наружу. Что-то в сознании Халли навязчиво требовало дать этой тайне выйти. Девушка воспринимала ее, словно опухоль, безобразную, чужеродную и опасную. Один из друзей, умиравший от рака, сказал ей: «Стоит узнать, что это находится внутри тебя, как ты сразу же хочешь от этого избавиться». Халли понимала, что рассказать лучше всего сейчас.
– Я так рада, что вы здесь, – вернула ее к действительности Мерритт. – Фидо несказанно обрадуется. Он как раз сейчас пребывает… ну как бы это сказать… в смятении после смерти Эмили.
– Надеюсь, что смогу ему помочь, – кивнула Халли. – Меня направили сюда в спешке. Они с Эмили при исследовании какого-то экстремофила нашли подледниковое озеро – так мне сказали. А я не знаю, где на полюсе расположены озера.
– Их, по идее, не должно здесь быть. Это был огромный сюрприз. Русские обнаружили ближайшее такое озеро, расположенное в нескольких сотнях миль отсюда, они назвали его Восток. Оно больше, чем озеро Онтарио. Наше озерцо в сравнении с ним просто крошечное – примерно тысяча футов в диаметре.
– И какова глубина?
– Две мили с небольшой погрешностью.
Халли подумала, что она ослышалась.
– Две мили?
– Да.
– И Эмили ныряла в это озеро, верно?
