– Ноги вытирай! – буркнул кудесник. – А то ходят тут разные, ничего не покупают, только грязь растаскивают.
Раздражение хозяина лавки, конечно, было наигранным. Торговцы вообще знают, как и с кем надо разговаривать, иначе ничего не продашь.
Шредингер с довольным видом вытирал ноги. Коробка в его руках подозрительно молчала.
Кудесник отвлёкся от текста статьи и оценивающе посмотрел на содержимое коробки через астрал.
Шредингер успел заметить, что кудесник прозондировал его поклажу, и довольно ухмыльнулся, посчитав, что кудесник заглотил наживку.
– Я знаю, что ты знаешь, кто там, – начал подтрунивать Эрвин, – но ты понятия не имеешь, какой он!
– Живой, – отмахнулся кудесник.
– Живой – это да, – усмехнулся Шредингер, – но сегодня у нас совершенно другой критерий наблюдений.
Кудесник страдальчески закатил глаза.
На протяжении долгих лет Эрвин притаскивал ему в лавку коробки с котами, пытаясь развеять одну из теорий квантовой механики, которой придерживался кудесник.
В принципе, в увлечении физика не было ничего противоестественного. Что может быть неестественного в отношениях ученых и котов? Или в отношениях котов и коробок? Эти объекты притягивали друг друга, как два полюса магнита, только их было не два, а три.
– Хорошо, – хмыкнул кудесник и с умным видом почесал подбородок, – тогда пусть это будет…
– А мне еще долго здесь сидеть? – неожиданно для всех проворчало содержимое коробки.
Кудесник и Шрёдингер переглянулись.
– Я, конечно, люблю картон, в нем тепло и уютно, но я не собирался провести в нем весь сегодняшний день!
Кудесник с подозрением посмотрел на Шрёдингера. Вид у Эрвина был растерянный, лицо вытянулось, а очки съехали набок.
– В конце концов, это невежливо, – продолжила жаловаться коробка, – у меня тоже есть дела, а одно так вообще просто не терпит отлагательств.
Кудесник забрал коробку из рук ошарашенного ученого и поставил её на столешницу.
– Кажется, критерий наблюдения выбрал себя сам? – хмыкнул кудесник. – Без твоей помощи.
Похоже на то, – промямлил Эрвин, поправляя очки.
– А с виду такой образованный человек, ученый, – продолжала причитать коробка. – А проводит такие негуманные опыты с животными. Я в высшей степени расстроен.
– Простите, – неуверенно заметил физик. – Я не ожидал, что вы, кхм, разговариваете…
– А что мне оставалось делать! – воскликнула коробка. – Я молчал, я терпел, но от моего молчания положение никак не улучшилось!
– Вы могли бы мяукнуть… – начал оправдываться Эрвин.
– И что бы это изменило? Вы бы меня поняли и выпустили? Нет, нет и нет! – возмутилась коробка. – И вот что я вам скажу, милостивый сударь, еще ни одно мяуканье в мире не остановило произвол, который допускают человеческие существа по отношению к моему роду! Вы эгоистичны, вы глухи и жестокосердечны!
– Простите… – прошептал Шрёдингер. Он был ни жив ни мертв от смущения.
– И даже сейчас, когда мы мило ведем светскую беседу на одном вроде бы языке, вы унижаете меня, мысленно насмехаясь над моей временной беспомощностью, – всхлипнуло содержимое коробки.
– Всё, заканчиваем балаган, – сказал кудесник и открыл коробку.
В коробке лежал огромный черный кот и довольно щурился. Он перевернулся с одного бока на другой и с наслаждением вытянул передние лапы.
– Вы свободны, – сказал кудесник.
– В смысле – свободен? – опешил кот, оглядывая помещение лавки.
– Вы свободны, – повторил кудесник, – можете идти по своим делам.
