Как только фрегат начал осуществлять правый поворот, Рауль скомандовал: «Лево руля, приготовиться к залпу».
«Мистер суровость» молниеносно выполнил приказ, и через считанные секунды борта «Везучего» и английского фрегата разделяло не более 30 метров. Настал решающий момент, в котором требовалось капризную фортуну склонить на свою сторону. Подбежав к канонирскому расчёту правого борта, Рауль прокричал что было силы: «Всем орудиям по центральной мачте… Огонь!»
Прогремела череда выстрелов, оставшихся в живых пушек правого борта. «Везучий» обволокло пороховым дымом, снизившим видимость до нуля. Несколько секунд царила полнейшая тишина, ибо каждый кто находился на «Везучем», силился разглядеть, что происходит на борту английского судна. И тут скрытую неизвестность прорезал звонкий треск и звук обрушивающейся конструкции. Сердце Рауля радостно забилось, но он пока не мог, не смел верить тому, что настойчиво нашептывал логический разум, но ещё не подтвердили глаза. Наконец дымка понемногу начала рассеиваться, и Рауль, утратив контроль над эмоциями, издал настолько пронзительный возглас, что мог бы устрашить остальных членов команды, но, к его счастью, они в порыве общей эйфории подхватили его вопль и он совершенно растворился в громогласном реве всеобщего восторга. Рауль взглянул на «мистера суровость» и обомлел, первый раз на его памяти тот улыбался. Не прерывая общего ликования, Рауль осторожно подошёл к нему и по-дружески положил руку на плечо.
– Им теперь не до нас, заходи в нос и ложись на прежний курс.
«Мистер суровость» утвердительно кивнул и исполнил приказ. «Везучий», дабы не попасть под бортовой залп, обошёл спереди английский фрегат и вернувшись на прежний курс, стал стремительно оставлять за кормой то, что ещё несколько минут назад было полноценным боевым кораблём, а ныне представляло жалкий обрубок, лишённый почти всей парусной оснастки.
Ветреная Фортуна в тот день явно благоволила Раулю – один из выпущенных зарядов перебил центральную мачту, которая не только обрушилась на капитанский мостик и смяла штурвал, но и сорвала все реи с крайней мачты. В одночасье английское судно лишилось управления и почти всех парусов, что ставило крест на самой возможности продолжения боя.
Угомонив разбушевавшуюся эйфорию, Рауль подошёл к краю капитанского мостика. На палубе продолжалось буйное веселье, люди, считавшие себя покойниками, словно не могли поверить, что по-прежнему продолжают дышать.
– Господа, буду откровенен, – командным голосом начал Рауль. Все мгновенно замолчали и обратили взоры к нему. От такого внимания на короткое время Раулю стало не по себе, но он быстро поборол смятение и ни единым движением не выдал своего смущения.
– Это был мой первый бой, – ещё более уверенно продолжил он, – и не будет преувеличением сказать, что таким великолепным итогом я обязан исключительно вам.
Палубу мгновенно огласили восторженные крики, толкая Рауля в распростёртые объятия его раздувающегося тщеславия. Сердце бешено колотилось, а воображение рисовало те блестящие перспективы, которые отныне его ждут. Первые плоды непростого выбора, сделанного в Париже, уже привели его к личному триумфу, не сравнимому по значимости со всеми достижениями его жизни в старом свете.
Море всё так же спокойно качало корабль, но теперь на его поверхности отражались лучи заходящего солнца, окрашивая волны в золотистые оттенки. Небо постепенно приобретало глубокий пурпурный цвет, на фоне которого потрепанный корвет выглядел особенно зловеще. В воздухе витал запах пороха и солёной воды, смешиваясь с ароматами воли и победы.
