На пятом месте хит-парада… Назовем его Толя. Обладал Толя великолепным голосом, абсолютным слухом и яркой внешностью настоящего артиста. Одевался всегда с иголочки: шляпа, бабочка, плащ. И всё было бы хорошо, если бы не попадал Толя в самые невероятные истории. То у него во время исполнения песни разойдется молния на брюках. То во время поклона с треском на весь зал лопнут штаны на заднице. А то и вообще… Как-то раз едем мы по городу с концерта в маршрутном автобусе. Толя весь в белом. В самом прямом смысле – в белом концертном костюме. Почему Толя его не снял в гримерке, непонятно. Вероятно, хотел продлить атмосферу праздника. Едем. Автобус посреди дороги останавливает контролер. Входит. Проверяет билеты. Двери открыты. Автобус стоит. Только что прошел дождь. Веет свежестью. Кругом лужи. Толя стоит на задней площадке прямо перед открытой дверью. Между автобусом и тротуаром огромная лужа. Как раз перед дверью. Толе говорят: «Отойди от двери, мало ли: грязь, лужа. А ты в белом костюме». Толя такой отвечает: «А что такого? Кто по тротуару поедет? Тут же ездить нельзя». Не успел он договорить, пл-л-лю-у-у-ух-х-х-х, ш-ш-ш-шу-у-у-у-у. Отмороженный на всю голову «запорожец» вылетел, как черт из табакерки, с правой стороны между автобусом и тротуаром и прямо по луже решил объехать стоящий автобус. П-пл-л-л-л-лю-у-у-ух-х-х-х. И нету больше у Толи белого концертного костюма за двести пятьдесят рублей.
Или еще хлеще. Большой ответственный концерт к Первому мая. Идет доклад, как обычно. Артисты ждут начала концерта. Беготня. Суета. Бигуди. Утюги. Толя в самом начале концерта, сразу после хора, должен петь песню «Я люблю тебя, жизнь». А я ему аккомпанирую на баяне. Номер уже испытан и проверен, так что… И, как обычно, перед концертом пьем мы где-то под лестницей. Я, Толя и танцор какой-то. Бутылку выпили – Толе мало показалось. Давайте еще одну? Толя! Тебе же петь. Да ну, что я, в первый раз? Ну смотри, Толя. Мне-то без разницы. Я тебе в любом состоянии сыграю. Сбегал танцор. Быстро! Ноги-то тренированные. Выпили еще бутылку, короче. Начался концерт. Спел хор. Чтец отбарабанил свое. Выходим мы с Толей. Полный зал. Фонари. Красота! Даю вступление. И Толя начал. «Ах, как го-о-оды летя-а-а-ат. Мы грустим, седину замечая». Хорошо начал! Лихо! Сразу с последнего куплета. «Так лику-у-уй и верши-ы-ы-ысь». Я на него смотрю, он на меня. Шары по семь копеек. «И наде-юсь, что это взаи-мно!» Всё. Песня вся. Песня вся. Песня кончилася. Надо уходить. А мы только вышли. Толя начал понимать, что выдал что-то не то. Не уйдешь ведь сразу после одного куплета. Даю еще раз вступление. И Толя выдает: «Ах, как го-о-оды летя-а-ат. Мы грустим, седину замечая». По второму кругу поет последний куплет! На меня смотрит – глаза, как у бешеного поросенка. «И надеюсь, что это взаимно!» Я даю проигрыш: может, придет в себя. Ага. Пришел. «Ах, как го-о-оды летя-а-ат. Мы грустим, седину замечая». И я помочь ему ничем не могу, главное. Даю еще проигрыш. Ору ему в ухо. А он свое: «Ах, как го-о-оды летя-а-ат. Мы грустим, седину замечая». Короче, восемь раз он эту пластинку крутил. Восемь! И каждый раз последний куплет. Это даже не «папа у Васи силен в математике». Долго он в себя прийти не мог. Всё недоумевал: как так могло получиться? Одно хорошо – выпивать перед выступлением с того дня прекратил. Даже заветные «сто грамм для голоса».
