— Позвоните, если я понадоблюсь, — сказала Вила.
— А где мой телефон? — завертела я головой.
— Кто?.. — заморгала служанка. — Кеддерфливвэккер?.. Вот он, за вами…
— Да не кэдаус, а теле… — начала я, но тут же и замолкла, осознав, что не имею ни малейшего понятия, что означает это слово. И спросила: — Как мне вам позвонить?
— Обычно вы звоните три раза.
— Да но…
Мух дернул меня сзади за подол ночнушки. Вероятно, это значило: молчи, дура! И я промолчала.
Когда служанка вышла, кэдаус набросился на меня с упреками:
— Му-ух!!! Ты все-таки стала нести свою чушь, как я и опасался! Почему не дала себя одеть?! Что за идиотские шутки про завтрак на кухне?! Что, наконец, за похабные словечки?!
— Какие еще похабные?! — возмутилась в свою очередь я.
— Теле… Тьфу! У меня даже язык не поворачивается повторять такое!
— Ну извини, — смутилась я. — Я не знала, что это неприличное слово. Если честно, я вообще не знаю, что это такое.
— Вот и не надо говорить то, чего не знаешь! Вообще-то, такого слова и нет, — слегка понизил тон кэдаус, — просто очень похоже на одно непотребство… Ладно, но почему ты не дала себя одеть?
— Да потому что у меня самой руки есть!
Я подошла к большущему шкафу, распахнула его и уронила челюсть: там висело, наверное, штук пятьдесят платьев. Все они имели различные комбинации расцветок, а вот фасон у всех был примерно одинаковый: юбка до пола, воланы, рюшечки и прочие старомодные прибамбасы. Я достала первое, что подвернулось под руку — голубое с белыми рюшами — отнесла его к кровати, положила, и стала снимать ночнушку. Но вспомнила о кэдаусе:
— Отвернись!
— Зачем?
— А ты что, вуайерист?
— Нет, я кэдаус. Уже и это забыла? — заволновался Мух.
— Это я помню. А вот ты, похоже, забыл о приличиях. А еще меня за телефон стыдил!
— Нет ничего неприличного в том, чтобы животные смотрели, как кто-то раздевается. У нас, если ты успела заметить, одежды нет вообще, поэтому в нашей среде не могло развиться такого глупого рефлекса.
— А я тебя все равно стесняюсь. Если бы ты был просто животным, не говорящим, а нормальным, тогда бы еще ладно. А так… Короче, я тебя прошу: отвернись, а? Тебе что, трудно?
Мух фыркнул, но все-таки отвернулся. Я сняла ночнушку, натянула несуразное платье и только тогда поняла, что не могу его застегнуть — пара десятков дурацких крючков находилась на спине, и мне никак не удавалось с ними справиться.
— Му-ух! — жалобно протянула я. — Помоги-и!
— Не могу, — обернувшись и увидев в чем дело, сказал кэдаус.
— Почему? Ты что, обиделся?
— Нет, хотя мне и было неприятно. Но дело не в этом.
— А в чем же?
— У меня лапки!
— Ах, да… — смутилась я. — Похоже, я зря отправила Вилу.
— Только сейчас поняла? Она же не просто так хотела помочь тебе с одеванием. Ну да что уж, звони теперь.
Я опять ощутила себя полной тупицей, не на шутку испугавшись, что мозг пострадал куда сильней, чем я думала. Потому что я понятия не имела, как это — звонить? И если поначалу у меня еще мелькнула нелепая мысль о каком-то неприличном телефоне, то теперь я уже знала, что это просто сбой моего сознания. Не оставалось ничего иного, как вновь обратиться к кэдаусу.
— А как мне ей позвонить?
— Как она и сказала, три раза.
3. Глава 3
Все-таки плохо быть бестолковой. И в практическом смысле неудобно, и в принципе стыдно. Но куда приятней, когда понимаешь, что бестолковая не только ты. Я с улыбкой, полной жгучего скепсиса, посмотрела на кэдауса и процедила:
