Дело в том, что в чемодане среди дорожных вещей, среди отглаженных югославских рубашек, рядом с пиджаком от элегантного когда-то, но уже вышедшего из моды костюма, рядом с модельными ботинками из кожи антилопы и прочим мужским барахлишком, у Слободана лежали чертежи. Он вез в Россию свое изобретение. Какое? Подождите, он расскажет об этом чуть позже, в дороге, а пока еще поезд не доехал до его станции, пока еще Слободан только прошел свой бульвар, ему еще нужно перейти дорогу к вокзалу.
Духота отпускает только к вечеру, только после заката солнца, но дети не могут дождаться прохлады, и уже после полдника выходят на площадку играть в футбол. Какой-то малый промахнулся, мячик вылетает и несется прямо на шоссе. Стремительно несется под колеса глупый мячик. Под тенью платанов проходят серьезные взрослые люди, они не собираются спасать этот мяч, они его вообще не видят, летящий мяч заметил только Слободан. Он сделал шаг навстречу и отправил мальчишкам легкий небрежный пас «щечкой», не выпуская из рук своего чемодана.
Да, он еще не наигрался. Ему за шестьдесят, но он еще мальчишка. Его детство никогда не закончится, потому что детство у него украли. В сорок втором, когда Слободану было всего восемь лет, венгерские фашисты угнали его в рабство, к себе на стройку. «Я был совсем ребенком, а мне давали таскать большие ведра с известкой и песком, поэтому я вырос таким сильным, а мог бы умереть там… Но не умер, не такая у меня судьба…». Об этом он тоже расскажет чуть позже, когда познакомится с нашей Викторией, поезд уже приближается.
Виктория – в тот год она была блондинкой – уже расположилась в своем купе. В розовой маечке, которая очень ее освежает, в легких джинсах, которые ее стройнят, она посматривает в окошко и немного грустит. Закончились белградские холмы, пошла равнинка. На зеленом просторе под ярким небом проплывают черепичные крыши. Старые церквухи торчат не нашенскими, острыми макушками еще со времен Австро-Венгрии, и розы, повсюду пышные красные розы длинными плетями свисают по заборчикам. Красота. Еще и аист приземлился на макушку какой-то развалюхи, спокойно свил гнездо практически под высоковольтными проводами железнодорожной линии. И ничего, никто его не съел, не подстрелил, народ кругом доброжелательный. «Да если бы не факультет, если бы не студенты, то я бы век отсюда не уезжала», – вздыхает наша Виктория. Ей очень нравится Югославия, так она по привычке называет эту страну, несмотря на все перемены. Она считает это маленькое государство своей второй родиной, и у нее есть основания, отец нашей Виктории был сербом, а мы не знали, мы не понимали, в кого это она такая высокая и общительная.
Историю знакомства своей русской матери и отца-серба Виктория непременно расскажет Слободану, чуть позже, когда они встретятся. А я немного забегу вперед и сразу введу вас в курс дела.
Во время Второй мировой войны отца Виктории взяли в плен и угнали в Германию работать. С пересыльного лагеря его продали в ресторан, который находился в небольшом немецком городе. Мать Виктории тоже попала в плен, ее, как всех остербайтеров, вывезли из Советского Союза, и в том же пересыльном пункте ее купила хозяйка того же самого ресторана, куда попал и отец. То есть эта богатенькая немка на свой вкус соединила молодую пару и не ошиблась. Они понравились друг другу и не могли поверить, что им так повезло, ведь их могли купить на стройку, могли угнать на траншеи, их могли просто сжечь в концлагере, а тут такое счастье – ребята попали в семейный ресторан. Слава Богу, хозяйка вовсе не была сторонницей Гитлера, она сама сделала им немецкие документы и помогла определить мать нашей Виктории в местный роддом. Виктория родилась в Германии, весной сорок пятого года, когда наши войска были уже на подходе.
