– Если они мёртвые, то как… – тихо, но всё равно не настроенный на деловой лад, попытался уточнить крестоносец.
– Тукан!!!
– Понял-понял!
– Хе-хе, – выразительно хихикнула Калита и присвистнула. – Надо же, так вот на кого этот писк и вправду действует.
Вампирша с самого начала делала вид, что ей страсть как хочется совершить небольшой подвиг: остаться и уберечь Гадюкино от какой-нибудь напасти. Например, от своего скверного характера. Впрочем, у Фионы по поводу этого не имелось особых возражений – ей не меньше хотелось уберечь свои нервы на следующие несколько часов.
Но так как им в компанию требовался кто-то, способный умирать достаточно долго, отвлекая на себя излишнее внимание, то выбор жрицы пал на рахетийца. Тот, словно этого ожидая, сразу же холодно бросил:
– Я не пойду.
– Это потому, что он тебя узнал? – удивленная такому поведению от обычно отстранённого Оулле, догадалась Фиона.
– Он на меня косился! – неожиданно горячо ответил рахетиец с крайне оскорблённым видом.
Фиона не совсем верно уловила этот момент, а потому с сарказмом, не понимая серьёзности ситуации, предложила:
– Ну ты уж прости его. Как-нибудь.
– Прощу, – категорично сказал рахетиец и демонстративно, очень ловко перехватил топор. – Оставаясь здесь.
– Будет рубить деревья и прощать, – вклинился Тукан. – Процесс можно ускорить путем нанесения на кору изображения обидчика.
Никто даже не улыбнулся. Лишь Калита молча отвесила Тукану ещё один пинок.
– Интересный взгляд на вещи, – нарочито громко, как бы сам себе сказал Фалайз. – Обычно если хочешь кому-то что-то доказать, то надо действовать вопреки ожиданиям, а не согласно им.
В отличие от предшествующих увещеваний, эти Оулле не только слышал, но и даже услышал, судя по дрогнувшему лицу. Вероятно, он бы изменил своё решение, однако затем, ни у кого не спрашивая разрешения, решил «выступить» сам Лексенд, переминавшийся с ноги на ногу чуть поодаль – возле исходящей паром ямы:
– Ты, парень, видно с этими мерзавцами из Рахетии дел не имел. Они все такие – ни совести, ни чести.
Эта фраза окончательно и бесповоротно вывела Оулле из себя. Истерики не было, но в лес рахетиец демонстративно ушёл буквально с бордово-красным лицом.
– Мы вообще-то воевали с ними в Заводном городе, – заступился за Оулле Тукан, однако его не совсем верно поняли, вернее сказать, вообще не поняли.
– Тогда вы и сами всё знаете, – заявил Лексенд и поторопил. – Пора идти!
И хотя поспорить тут было о чём, спорить никто не стал. Фиона, проводив Оулле взглядом, вздохнула и, пожав плечами, заметила:
– Если напал Страж поляны, то двое нас, трое, пятеро или пятьдесят – роли не играет. А с телегой и так справимся чуть что.
– Мы уже слышали, что волки здесь есть, – напомнил Тукан обеспокоенно. – Рано или поздно и они о нас услышат. Всякое хорошее и не очень. Например, что мы – вкусные и питательные.
– Ла-а-а-а-дно, – словно делая одолжение всему миру, согласилась Калита. – Схожу с этими бестолочами. – Но прежде она сложила руки рупором и крикнула: – Я ненавижу тебя, ленивая, заносчивая рахетийская жопа!
***
Оставшийся на вершине холма в полном одиночестве, Тукан проводил ушедшую группу грустным взглядом человека, которому тоже хотелось приключений, причём до такой степени, что даже неприятности сгодились бы. Увы, ни приключений, ни даже неприятностей в окрестностях Гадюкино не наблюдалось. Только спокойный, меланхоличный осенний лес. Тоскливо вздохнув, крестоносец повернулся к кривоватой шеренге крайне подавленных ботов.
