Судя по тому, что на их лицах сквозь депрессию проступали нарочито явное пренебрежение и осуждение, он уже начал ставшую привычной трансформацию в наркомана обыкновенного. Конкретно гадюкинские боты только таращиться и могли – барин есть барин, даже если он выглядел не очень благопристойно – но в других случаях такое могло закончиться даже агрессией. Причём не только вербальной.
– Ну что, тунеядцы, проходимцы, бестолочи, балбесы и ты, Петлович, кушать хотим?
В ответ раздалась вариация не слишком синхронного бубнежа себе под нос на тему: «Хотим, конечно! А ещё хотим того, этого и вот того». Однако Тукан сделал вид, что услышал исключительно часть про еду.
– Вот и отлично! Ну-ка живо признаёмся: кто тут умеет готовить зайцев?
На этот раз не было даже бубнежа. Крестоносец тем временем отыскал принесённую вампиршей добычу и критически её осмотрел.
– Мда, если бы я её не знал, то сказал бы, что Калита вообще не заморачивалась. Но так как знаю – она специально нашла двух самых старых, худых и больных зайцев в этом лесу.
Ещё немного посмотрев на тушки и представив, какая мерзость скрывалась у них под шкурой, Тукан понял, что у него нет тяги или способностей к кулинарии. Вернее есть, но из мёртвых зайцев пиво не сваришь.
– Эх, пивка бы сейчас, – задумавшись о приятном, пробормотал крестоносец.
– Иди сюда, – отвлёк его от приятных мыслей внезапный окрик Оулле по каналу экстренной связи. – У нас гость.
Рахетиец нашёлся на им же устроенной вырубке, растущей час от часа. Ещё издали видно было, что к своему занятию Оулле подходил со всей серьёзностью. Деревья хоть и рубились примерно на одном участке леса, но отнюдь не хаотично и не все подряд. Судя по отметкам на коре, присутствовала целая система долгосрочного планирования.
Впрочем, крестоносец пришёл сюда не проконтролировать лесозаготовки. Да и не деревья в разных своих состояниях в этот момент привлекали наибольшее внимание. Увидев, в чём именно состоит причина «тревоги», Тукан аж присвистнул:
– Да-а-а-а, со мной такое тоже часто случается: стоит зайти в лес, как постоянно нахожу связанных зелёных баб! Поэтому и не хожу больше по грибы.
К стволу очередной подготовленной к рубке сосны была очень умело и основательно привязана – так, чтобы и пошевелиться не могла, не говоря уже про крики, – довольно «яркая» особа. Помимо кожи цвета болота и глаз со змеиными зрачками оттенка алого заката, её выделяли низкий по человеческим меркам рост, крайне подвижная мимика, лицо, взрослое не по возрасту с глубоко отпечавшейся гримасой ехидства, и весьма своеобразная одежда. Явно ручная работа, причём нацеленная на то, чтобы было одновременно и удобно перемещаться по лесу, и красиво, и надёжно. Получилось разве что «удобно».
– Она на меня напала, – рассказал Оулле, показывая пару трофеев.
Они включали в себя простенький, явно самодельный лук, сломанный очевидно во время борьбы, а также связку на удивление качественных стрел. Металлические зазубренные наконечники намекали, что их основное предназначение не убить на месте, а основательно ранить, что было вполне логичным решением, учитывая убойную силу, а вернее полное её отсутствие у лука.
– Это кто: орчиха, гоблинша, дриадша? – намеренно коверкая слова, поинтересовался крестоносец, присматриваясь к слегка удлинённым и заостренным к кончикам ушам пленницы. – Дендроидша?
Рахетиец в ответ пожал плечами, показывая, что не разбирается в сортах зелёных женщин. При этом, судя по его лицу, половину этих слов он вообще слышал впервые.
