Мой адрес – не дом и не улица, а столица необъятного и непонятного государства Москва – огромный странноприимный дом!
И нищий, и бездомный – мы все сюда идем.
Приходим и…
– Встать! Руки за спину! Смотреть перед собой! Вперед марш!
Делаю, как велят.
– Шаг влево, шаг вправо – попытка побега. Прыжок на месте – попытка улета. Присел – пендаля за попытку провалиться сквозь землю!
Это понятно. Идем по узкому ярко освещенному коридору. Обоих слегка покачивает. Но мы уже не друзья, а заключенный и надзиратель.
– Стой! Налево! Лицом к стене!
Подчиняюсь без пререканий. Как знать, глядишь, и такой опыт сгодится когда-нибудь.
Гремя связкой ключей, Юра отпирает окованную металлом дверь, и, получив жесткий толчок в спину, я влетаю в кромешную тьму камеры прямо к высвеченному лучом коридорного света матрасу на полу. Железная дверь, глухо лязгнув, захлопывается. Снаружи звякают ключи, слышится сопение и ругань – ключ выпал из скважины, а пьяный надзиратель никак не может вставить его обратно. Наконец легкий щелчок замка и глухое ворчание за дверью: «Десять лет за антисоветский образ мыслей и за 101-й километр гусей пасти!»
Сегодня приговор построже, отмечаю, – не понравилось, как я на Наташу уставился.
Шаги удаляются и замолкают. Но тут же звонок и глухие удары в наружную дверь.
– Юр, открой! – орут явно нетрезвые люди.
Громкий стук резко открывшейся двери, возня, пыхтение.
– Сюда его! Давай-давай!
Какое-то напряженное топтание и вдруг сдавленный крик:
– Куда вы меня тащите?! Не имеете права! Я что, преступник?
– Разберемся!
– Право у прокурора!
– Ну, мужики, кончайте! Поймите по-человечески! Сил больше не было! Штраф возьмите! Зачем сажать!? У меня червонец с копейками. Отпустите, а!
– Разберемся!
– Комендант, составьте опись изъятого! Так, десять рублей, пятьдесят четыре копейки и ручные часы «Слава». А ты, парень, давай! Не будешь нарушать! Здесь тебе не деревня Зюзино!
– Ну, мужики!
Рядом со скрежетом металлической обшивки по бетонному полу раскрывается дверь соседней камеры, снова возня и пыхтение. Дверь захлопывается, замок щелкает два раза, и вот уже кто-то изнутри колотит в нее кулаками.
– Отпустите! Мне завтра на работу с утра.
– Заткнись и сиди тихо! Будешь хорошо себя вести – завтра утром выпустят, а нет – срок дадут.
– Что он натворил? – спрашивает «комендант» Юра.
– Антисоветчик! Ссал на памятник Фридриху Энгельсу! – и заржали в три глотки. – Разбирайся, а мы пойдем еще кого-нибудь посмотрим, – и затопали к выходу.
Юра закрыл за ними дверь и вернулся к камере с новым заключенным.
– Так, новенький, фамилия, имя, отчество, год и место рождения! Быстро!
– Сразу фамилия! Что я такого сделал?! Другие вон чего – и то ничего!
– Будешь кочевряжиться – тебе же хуже!
– Смолин моя фамилия. Евгений Сергеевич. 1953-го года рождения.
– Вы хоть догадываетесь, куда попали, Евгений Сергеевич? – официальный голос из коридора не предвещает ничего хорошего, и в соседней камере становится тихо. – Нам неоднократно сообщали, что вы систематически и целенаправленно ведете антисоветскую пропаганду. Критикуете наш строй, негативно отзываетесь о руководстве Партии и государства. Вам сделали скидку на молодость, но вы и не думали исправляться. Из сопливого критикана вы превратились в махрового антисоветчика!
– Я ничего не превращался! – испуганно донеслось из соседней камеры. – Никого не критиковал! Че, у нас все нормально. Я доволен.
