– А вы сами у него спрашивали, из-за чего он уехал? Или решили все со своим муженьком в кулуарах? – шиплю в ответ, отпуская тормоза.
– Что? Ах ты!
Лицо начинает жечь. Она влепила мне пощечину. Хлесткую, болезненную пощечину.
Я бы могла многое сказать ей, ответить, даже разложить по полкам, но в этом нет смысла. Когда женщина живет мужчиной и пренебрегает ребенком, она ни за что не будет слушать обвинений в свой адрес, даже если они правдивы.
– Он все равно бы уехал, – говорю совсем тихо, – не будь в его жизни меня. Подумайте почему.
Сбегаю вниз и, выдернув из гардеробной пальто, вылетаю на улицу.
Лицо обжигают соленые слезы, а перед глазами огромные багровые синяки. Тогда мне казалось, что они разошлись по всему телу. Мы только приехали из кино. Хотели понырять в бассейне, но Клим отказался. Оставил нас с Рябиной, своим другом, внизу, сам пошел к себе на пару минут. Я же потопала следом, хотела выяснить, почему он такой хмурый последние дни. Плюс движения скованные. Словно каждое дается с трудом.
Я залетела к нему в комнату без стука, неожиданно. А когда поняла, что вижу, охнула. Прилипла к стенке. Клим был без футболки. Стоял ко мне спиной, кожа которой была изуродована синяками. Потом, уже вечером, он рассказал, что на днях отчим вернулся домой не в самом лучшем настроении. Пьяный. Сорвалась сделка. Так как физически сам он уже не мог справиться с Климом, как делал это раньше, то просто расстрелял в него обойму резиновых пуль.
Я тогда все рассказала Элине, матери Клима, но она не поверила. Сказала, что у меня слишком развитое воображение. Она просто закрыла глаза и встала на сторону мужа, снова.
Клим всегда хотел свалить от них. Всегда. И я тут была абсолютно ни при чем.
Ускоряю шаг и смотрю себе под ноги. Только вниз. Не поднимая головы. Иду вперед и до жути хочу оказаться за этим огромным забором.
– С тобой все нормально? – его голос появляется из ниоткуда. А руки ловят мое тело. Я чувствую его близость и рыдаю еще сильнее.
– Луиза? – Клим несколько раз встряхивает меня, как куклу.
Мое сознание начинает возвращаться в реальность. Медленно. По капле. Мотаю головой в разные стороны, сама не знаю, что хочу этим сказать.
– Мне так жаль. Так жаль. Все, что он с тобой делал… – сглатываю свои слезы. Тяну ладони к Климу и хаотично вожу пальцами по его груди, плечам. Со стороны может показаться, что у меня шизофрения и я как минимум нездорова психически.
Клим молчит. Даже не шевелится. Так проходит несколько долгих секунд.
– Поехали, – отстраняется и тянет меня к своей недалеко припаркованной машине.
13. 13
Клим.
Тонкие пальцы касаются воротника на моем пальто, сжимают грубый материал, но не перестают дрожать. В глаза она не смотрит. Знает, что не стоит. Глаза не могут соврать. Они ее выдадут. Сразу. От ее псевдоистерики душно. Хотя первые пару секунд я ей даже верю. Она отлично манипулирует тем, что когда-то было моей болью. Хочет казаться невинной овечкой, и со стороны кажется, что у нее действительно неплохо получается.
Пока Луиза завывает и шмыгает носом, мне хочется отвесить ей подзатыльник. Вся эта ситуация слишком раздражает. Нарушает такой привычный покой и размеренность жизни.
В моих движениях появляется резкость, я ее чувствую. Очень остро. Мышцы напрягаются, а пальцы чуть сильней обычного сжимают руль. Мелочи. Но очень значимые мелочи. Я слишком зол, и эмоции начинают проявляться визуально. А так быть не должно. Нас учили.
