4Контора – сленговое название КГБ, ФСБ и некоторых других спецслужб.
21. 21
Двое суток в каком-то ином мире. Голова налита свинцом, тело не слушается. Температура зашкаливает. Тридцать восемь-тридцать девять. В горле настоящий пожар. Глаза слезятся, а слух отказывается воспринимать громкие звуки.
Кажется, ночная вылазка к океану стала моим убийцей не только морально, но и физически. Я заболела. Впервые за последние два года слегла с жаром. Ромка даже скорую вызывал. Глупый, что со мной станет? Такие, как я, не подыхают, даже когда им сильно этого хочется.
Ангелине я, конечно, так ничего и не рассказала. Все эти дни она помогала брату, носилась тут со мной, на работу вышла. Сказала, что, пока я болею, она единственная кормилица в семье и нечего ей прохлаждаться. Вот так, моими усилиями, а точнее спонтанной поездкой к океану, я вывела Мельникову из депрессии.
Забрасываю в рот несколько капсул и прижимаюсь головой к подушке. Сегодня мне стало немного легче. Тело больше не ломит, и я даже могу встать без особых на то усилий.
Прикрываю глаза, почти сразу проваливаясь в сон. Вдалеке слышу громкие голоса. Вслушиваюсь, пробираюсь через дрему сознания, наконец понимая, что звуки идут из прихожей. Все эти вопли доносятся из недр моей квартиры.
– Свали! – Ромкин голос заставляет оторваться от кровати.
Наспех накидываю теплый халат и выползаю в гостиную.
Картинка перед глазами настораживает. Вяземский просто уничтожает Рому взглядом. Тот пытается не пустить его в мою спальню, и пока у него получается плохо.
– Ром, – подаю голос, – не нужно.
Опускаю глаза, Вяземский снова топчется по моей квартире в обуви. Раздражает.
– У тебя ко мне какое-то дело? – возвращаю внимание к лицу Клима.
– Что-то вроде того, – он кивает, переводя взгляд с Романа на меня.
– Хорошо. Проходи, – взмахиваю рукой в сторону спальни, – только разуйся.
Клим прищуривается, но обувь снимает. На пару секунд уходит в прихожую, а я касаюсь запястья брата.
– Все нормально.
– Ну да, – закатывает глаза, – какого хрена он приперся?
– Не твоего ума дело, – голос Клима появляется из ниоткуда, и я вздрагиваю, – давай, малой, включи себе мультики. Взрослым нужно поговорить.
Клим заталкивает меня в спальню и захлопывает дверь перед Ромкиным носом.
Слышу глухой рык: «Козел». Конечно, слова принадлежат брату. Вздыхаю.
– Выглядишь хреново, – это первое, что он говорит мне за закрытыми дверьми.
– Спасибо, ты, как всегда, прямолинеен, – опускаюсь на кровать.
– Стараюсь.
– Зачем ты пришел?
У меня нет желания играть в угадайку, да и видеть его тоже. Мне еще слишком хреново. Болезнь, воспоминания той ночи, давящее прошлое...
Пусть говорит, что ему нужно, и проваливает. Это странно, но сегодня, видя его воочию, я дико на него злюсь. Еще пару дней назад думала, что сдохну от переполняющих чувств и боли, а сейчас, хочу одного – пусть он побыстрее уйдет.
Но Клим не спешит, обходит комнату, кстати, вместе с обувью он снял пальто, оставаясь в одном черном свитере с V-образной горловиной и темных джинсах с ремнем небезызвестного люксового бренда. Пробегает глазами по моей тумбочке, заваленной таблетками, да и общему беспорядку, что здесь творится.
– Врача вызывала?
Если бы я его не знала, то восприняла бы его тон как заботливый, но в реальности это, конечно, далеко не так. Он не заботится, а просто спрашивает, снова сомневаясь в моих умственных способностях. Я же, по его мнению, дура, которая не в состоянии додуматься вызвать врача, когда ей хреново.
