Читать онлайн Вячеслав Воронов - Запах гари

Котиль взглянул на реку, и глаза его налились бешенством. Остановившись шагов за десять до воды, он втянул в ноздри воздух. Пахло смесью мазута, тухлых яиц и ещё какой-то гнилью. Васильев остановился рядом с ним.

– Это уже последняя, – обронил Котиль.

– Что последняя?

– Рыба последняя. Та, что пережила предыдущие выбросы. Но это – всем выбросам выброс. Больше рыбы не будет.

Поверхность реки была покрыта дохлой рыбой, плававшей белёсыми брюхами вверх. Мелюзга была рассыпана, словно семечки, рядом с крупными рыбинами, караси упокоились рядом со щуками, окуни гнили неподалеку от плотвы. Ветер, подымая лёгкую, блестевшую всеми цветами радуги волну, сбивал дохлятину в кучи, прибивал к берегу, разнося по округе отвратительный запах. Ели, росшие на берегу, протестующе шумели, и больше никаких звуков слышно не было, словно всё окрест вымерло.

– Не только рыбы больше не будет, – сказал Котиль. – Ничего здесь больше не будет. Ни природы, ни жизни вообще. Скоро эта опухоль разрастется на всю страну, на весь мир. Да она уже разрослась.

Он запустил руку в рыжие волосы и со стоном потянул, словно вознамерившись вырвать пучок. На лице его появилась гримаса ярости, но он быстро успокоился, как человек, не первый раз столкнувшийся с подобным.

– Надо что-то делать, – отозвался Васильев, переминаясь на коротких, кривоватых ногах. Сплюнув в сторону, он озабоченно посмотрел на товарища и перевел взгляд на реку. – Соберём людей, перекроем дорогу!

– Толку. Уже перекрывали. Опять пригонят ментов, дадут нам дубинками, пару суток продержат в обезьяннике.

– Что ты предлагаешь?

– К чёрту перекрытие дорог! – выкрикнул Котиль. – К чёрту весь этот детский сад! Они по-человечески не понимают. И никогда не поймут. Плевать хотели они на эти жалкие протесты! Если им что-то надо – что они делают? Топчут в грязь, убивают, всё, что угодно! А мы им культурно дороги перекрываем.

– И что ты…

– Надо действовать на их территории. Посмотрим, как им это понравится. Они привыкли гадить в чужом доме – а мы залезем к ним.

– Ты уверен?

– А ты ещё нет? Сколько можно терпеть эту сволочь! Что я, рыжий что ли? – он горько усмехнулся, отвернувшись от реки, и тоскливо поглядел на вершины елей.

– Там охрана. И неплохая, вроде…

– Ничего, обойдём охрану их доблестную. Ночью пойдём.

– Ты слышал, в тайге какая-то тварь опять напала на охотников?

– И что?

– Из троих только один выжил. Двоих разорвала, не успели глазом моргнуть. Говорит, тварь такую силу имеет, что мама дорогая…

– Так она людей ест?

– В том-то и дело, что нет. Пожрала сигареты и выхлебала бензин для костра. И кровь у неё серая. Прямо монстр из иных миров.

– Чего? Что за бред? – не поверил Котиль. – Сколько они заложили за воротник?

– Да нет, мужик вроде нормальный, Иван его знает. Тем более не первый раз, не слышал?

– И что это может быть? С НИИ что-то сбежало?

– Скорее всего. Они доиграются со своими экспериментами. Мало двуногих идиотов, так они еще бог знает что выращивают…

– Ну, что бы там ни было, нам не тварей бояться надо, а людей. И выращивать никого не надо. Люди, сам знаешь, пострашнее всяких тварей будут.

Марина вышла из ванной, кутаясь в махровый халат и поправляя влажные белокурые волосы. Войдя в кухню, она зло грохнула на плиту кофеварку и повернула краник, автоматически загорелся газ. Лениво подняв руку, пальцем с ярко-красным ногтем она дотронулась до сенсорной кнопки на блестевшей хромом вытяжке. Едва слышно загудел двигатель. Проделав это, с недовольным выражением лица она неспешно продефилировала в спальню и стала надевать колготки.

На кровати полированного дерева размером с хоккейную площадку спал Бардаганов. В который раз мелодично отозвался будильник, но на него он не произвел никакого воздействия – он всё так же похрапывал, раскинув руки и почти сбросив на пол подушку.

– Вставай! – рявкнула Марина, презрительно взглянув на мужа. Тот едва заметно пошевелил ногой и приоткрыл опухшие глаза.

– Тебе не будильник надо, а гвоздь в одно место! Опять нажрался, как свинья! Ты хоть помнишь, что вчера вытворял?

– Рот закрой, – прохрипел Бардаганов, не двигаясь.

– Ты мне рот не затыкай! – с остервенением выдала Марина, застёгивая бюстгальтер. – Я твоя жена, как – никак. Не то, что эта твоя шлюха!

– Какая?.. Я уже забыл…

– Ой-ой, забыл! Хоть не ври! Зато я ничего не забыла! Ты про жену забыл, это да.

– Ты что, не видишь…

– Я всё вижу, всё. Тебе верить – себя не уважать. Мы на Бермуды вообще-то собирались, ты и это забыл.

– Да лети, кто тебя держит!

– Нет уж, вместе собирались.

– У меня работа, у меня… – медленно, с натугой выговаривал Бардаганов, бессильно лёжа в постели.

– Да, да, работа у тебя, пьянки до полусмерти, шлюхи у тебя!

– Тебе явно надо на острова. Голову на солнышке погреть, чтоб тараканы оттуда поразбегались.

– А я уже не хочу никуда. Вернее хочу, но не на неделю.

– Вали хоть на месяц, в чём проблема?

– Проблема в том, что я хочу туда навсегда! – повысила голос Марина. – Не на Бермуды, но куда-нибудь туда. Туда! Туда! Навсегда! Чтоб глаза мои не видели всего этого!

– Уедем, я же тебе говорил. Но здесь ещё дел по горло, ещё денег надо выбить, пока есть возможность.

– Так выбивай!

– А я чем занимаюсь, по-твоему?

Он решительно и злобно отбросил одеяло, словно это оно было виновато во всех проблемах, и поднял могучее, спортивное, но уже начавшее заплывать жирком тело с кровати. На левой щеке его алел шрам, который тянулся почти от глаза до рта. Тотчас, схватившись за виски, он мучительно застонал и уселся обратно.

– А, чёрт! Выбивай… Это с меня выбивают! Все словно с цепи сорвались. Деньги, деньги! А тут еще эти зелёные, журналисты и прочая мразь – снова прибегут со своими плакатами, со всем этим барахлом!

– Забей на зеленых, на журналистов!

– Я давно на них забил. Да на всех не забьёшь.

– Забей на Москву, на всех!

– Не лезь, куда не надо!

– Так ты никогда ничего не добьёшься! Продай всё, всё к чёртовой матери, и поехали отсюда!

– Закрой, наконец, пасть!

– Или дай мне денег, я уеду, а сам делай, что хочешь! Только нормальных денег, а не жалкую подачку! – Марина уже почти орала визгливым голосом, требуя своё, кровное, словно речь шла о жизни и смерти.

– Денег тебе! Ты ж их спустишь за месяц!

– Тебе какое дело? Половина всего – моя!

– Не переживай, когда коньки отброшу – всё твое будет.

– И когда ж это ты осчастливишь меня? Может, поведаешь хоть, когда такое событие произойдет? Что у тебя там по плану – очередная пьянка до полусмерти, или раньше пристрелят?

Бардаганов припарковал «Джип» возле конторы, не торопясь вывалился из него и с маху хлопнул дверцей, всей грудью вдыхая привычный и вездесущий запах нефти. Подпухшее лицо его со шрамом и ожесточенно-зверским выражением не гармонировало с приличной светлой рубахой из дорогой ткани и тёмными брюками. Вокруг кипела работа, сновали люди в промасленных спецовках, перемешивая кирзовыми сапогами грязь. Неподалеку от конторы размеренно и плавно, как колодезный журавль, бил поклоны штанговый насос, из отстойников порывы ветра несли запах гнили. Возле проржавевших мусорных баков двое рабочих, матерясь, о чем-то спорили.

Бардаганов зло толкнул жалобно скрипнувшую конторскую дверь и вошел, проигнорировав мокрую тряпку у порога, оставляя на недавно вымытом полу грязные следы. Промычав что-то бессвязное в ответ на приветствие секретарши, которая мгновенно приняла занятой вид, он вошел в кабинет.

Его уже ждали. Семеро человек, его боевой штаб, начальство буровой и перерабатывающего завода, сидело за длинным, с вытертым по краям лаком столом. Восьмой был в форме майора полиции. Он флегматично двигал мощными челюстями, мусоля жвачку, и без интереса поглядывал в окно.

– Мы все на восемь, как вы и сказали, – прокашлявшись, сообщил мужичок с залысиной в центре головы, который сидел ближе всех к входной двери. – Полтора часа сидим.

– А-а … будильник чёртов… – пробормотал Бардаганов, грузно усаживаясь в кресло во главе стола. – Я, конечно, извиняюсь… Что там у нас?

– С утра пораньше хорошие, в кавычках, новости. Резво сработали. Только позавчера сброс был, а они уже…

– Да пошли они!.. С этими попугаями все ясно. Всё, как всегда, пусть юристы пудрят им мозги. Если будут слишком уж вой подымать, сам поеду, все утрясу.

– На стоке кран не держит. Без всяких сбросов будет течь. Да и потери…

– Сделайте кран!

– Сколько раз уже делали! – спорил мужичок с залысинами. – Менять надо, и не один кран, а весь узел. Да ещё и…

– Опять расходы! Обойдётся пока, пусть течет.

– Охломоны всякие… журналисты и прочие… наверняка снова явятся со своими плакатами, будут дороги перекрывать, работе мешать.

– Пожарную машину на дорогу! – краснея, рявкнул Бардаганов. – Заранее пусть поставят, и только явятся – сразу искупать сволоту!

– Вениаминов сказал, что больше не будет их обливать. Напор, мол, сильный, в прошлый раз одному чуть глаз не выбило, в травмопункт бегал, потом в полицию…

– Какую еще полицию? Полиция здесь сидит! – крикнул Бардаганов, сурово зыркнув на майора. Тот безразлично зевнул.

– Ну, я… – протянул майор и сделал непонятный жест рукой. – Ясно, что спустили все. Очередное заявление нацарапали, ну да пусть пишут, бумаги не жалко. Только особо упрямые в область ездят, там всех трясут.

– Так что с областью?

– Есть там один правильный.

– Правильный! Сломаешь хребет правильному! Бабки доят и доят, – Бардаганов с тоской посмотрел куда-то вдаль, – а правильных на место поставить не могут. А Вениаминову скажешь, – он обратился к начальнику, почесывавшему лысину, – добавлю я ему штук двадцать к зарплате, пусть не переживает насчёт выбитых глаз. Пусть хоть головы им поотрывает – может, тогда угомонятся!

Он умолк и с ненавистью уставился в столешницу. С минуту все молчали, под потолком нагло и громко гудела муха.

– Еще один вопрос давно надо решить, – отозвался мужичок с залысинами. – Сырья уже много выкачали, надо воду заливать, много воды. Оседание пластов на пределе. Трясти со дня на день начнет, город ещё разрушит.

– Воду, воду! – рычал Бардаганов. – Где я возьму столько воды? С реки нельзя брать …. пока нельзя. С лесных озер трубу тянуть надо, а это далеко; опять деньги. Позже, подождем ещё.

– С лесных озер за месяц всё выкачаем, если не быстрее, из-за этого снова вой подымут. Озёра исчезнут.

– Плевать! – взъярился Бардаганов и грохнул кулаком по столу. – Пусть хоть озёра, хоть что исчезнет к чертям собачьим! Нефть важнее всего! Это жизнь, это деньги! Ты согласен голодать из-за этих?.. Или ты? И я не собираюсь. Это моя буровая! Я плачу всем, кому не лень руку протянуть, и я буду решать, каким озёрам жить, а каким – нет!

Полночь. Тьма окутала притихший город и присмиревшую, основательно вырубленную на подступах к новостройкам тайгу. Неясные звуки доносились со стороны спящих районов, подслеповато глядевших в ночь редкими освещёнными окнами, ухала в кронах ближайших к городу деревьев сова. Котиль с Васильевым шли по пустынной дороге, которая вела мимо гаражного кооператива к буровой. Встречный ветерок доносил до них вонь с отстойников, которая усиливалась по мере приближения. Тучи то набегали на урезанный ломоть луны, то плыли прочь, гонимые недовольным ночным ветром. Из тьмы звонко залаяла собака, отрабатывая свой хлеб, охраняя гаражи. Васильев, вздрогнув от неожиданности, стал уговаривать её хриплым голосом. Пошумев для верности ещё некоторое время, собака угомонилась.