Запах смерти - страница 25

Как-то в старших классах Микки обманом втянула меня в постановку «Мышьяк и старые кружева»[14]. Сама она, разумеется, играла одну из кровожадных старых тетушек, ну а я получил мелкую роль полисмена, который все болтает и болтает о пьесе, которую, дескать, написал. Все, кто участвовал в постановке, были очаровательны – играли точно в цель, оставались в образе, читали свои реплики с большим энтузиазмом – все, кроме меня. Стоило мне выйти на сцену и посмотреть в зал, откуда на меня глазели лица учеников, как я… застыл. Кто-то из-за сцены прошептал мою реплику, чтобы привести меня в чувство. Намек я понял, но стоял совершенно неподвижно, как ледяная скульптура, а потом пронесся сквозь свои реплики на такой скорости, что вся моя роль продлилась секунд пять. Или даже четыре.

Во время занавеса зрители хлопали громко и долго; однако когда к рампе, спотыкаясь, на поклон вышел я, аплодисменты заметно поредели, к тому же в них прорезались смешки.

После нынешнего представления в меня наверняка бросались бы яйцами и помидорами.

– Ну ладно. Я вам позвоню, чтобы еще раз заехать и посмотреть ваших собачек, – сказала наконец офицер Гимм. А обойдя машину к водительской двери, внезапно остановилась, заметив что-то сбоку моего дома. – Кто это?

Я поглядел в ту сторону. На дальнем углу тихо сидела Вира и глядела на офицера Гимм.

– Это Энджи, – выдавил я после неловкой паузы. Этому нежданному аду не было конца и края. Мучительно хотелось взять и жахнуться лбом о стену моего трейлера.

– И тоже золотистый ретривер?

– Золотистые ретриверы – порода, из которой получаются исключительные поисковики останков, – сказал я напыщенным профессорским тоном. – У них очень острый нюх.

– Понятно, – отозвалась офицер Гимм, не сводя глаз с Виры.

Секунды тянулись с медлительностью тысячелетия. Очень соблазнительно сейчас было бы дать деру к лесу, остаться там и прожить всю оставшуюся жизнь в землянке, питаясь червями и кроликами.

– Значит, я проделываю весь этот путь сюда, – заговорила наконец Гимм, в упор глядя на Виру, – а ты даже не собираешься подойти и поздороваться? А? Медвежка!

На «медвежку» Вира подлетела как Супермен в мультике и через секунду была уже в руках Гимм, радостно нализывая ей лицо. Киппи Гимм опустилась на колени и обняла мою собаку.

– Я знала, что это ты, Медвежка. – Улыбка Киппи была шире Мичиганского озера. – Я знала, всю дорогу знала, что это будешь ты!

– Прошу прощения: соврал, – виновато улыбнулся я.

Хотя мы и сидели за моим кухонным столом, отчего-то казалось, что я сижу в директорском кабинете и жду прихода родителей.

– У тебя это не очень получалось, – непринужденно сказала Киппи. – Думала тебе об этом намекнуть, но уж очень забавно было наблюдать, как ты роешь себе ямку все глубже.

– Просто некоторые мои знакомые, включая Виру, могли бы нажить большие неприятности.

– Не волнуйся. – Киппи почесала Виру за ушами. – Хотя могу и пошантажировать: например, чтобы ты в следующий буран расчистил мне подъездную дорожку.

– Заметано.

Я налил кофе в чашку, пододвинул ее к Киппи и указал на миску с наперсточками сливок и пакетиками сахара, горсть которых с неделю назад прихватил из ближнего «Макдоналдса».

– Кстати, если ты поняла, что я лгу, значит, не так уж я и лгал.

– Конечно, котик, – ответила Киппи. – Как скажешь.

Мне понравилось, как Киппи назвала меня «котиком», – так тепло, по-свойски… Но тут же внутри ревниво кольнуло: она со мной так заигрывает или это словцо для нее в порядке вещей и она использует его при общении с мужчинами каждый день? Не могу сказать, что сам я флиртую так уж часто, и уж тем более удачно. Мы и с Микки-то начали встречаться лишь после того, как она подослала свою лучшую подругу перемолвиться с одним из моих приятелей. И он скрупулезно сообщил мне, что сказала ему посланница от Микки: «Передай твердолобому, что Микки скажет “да”, если он когда-нибудь поднимет свою задницу и пригласит ее на танец».