«Ваш мальчик родился в рубашке», – говорили тогда врачи его родителям, – «что не скажешь о его друге». Происшествие настолько врезалось в сознание и запечатлелось в памяти ребёнка, что детский разум дал трещинку и напрочь отбил желание садиться за руль. Об этом знали все, и Иван – не исключение.
– Ужасная авария… произошла недалеко отсюда, и я был там. Стал случайным свидетелем.
– Да, да! Я видел, когда проезжал мимо. Это на Багратионовской улице, – пропищал Федя, не разумея, что таким образом признал своё опоздание на работу. Что-что, а дисциплину Пётр Иванович боготворил, и порой до фанатизма. Она была его страстью и единственной любовью, после супруги конечно. Поэтому каждый стремился соблюдать установленный порядок вещей – ведь никому не хочется попадать в немилость шефа.
– И что же там произошло? – выпучив свои маленькие, как и всё остальное, глазёнки, снова полюбопытствовала кармаша.
– Да там вообще жопа, – неожиданно громкий писклявый голос Фёдора ударил по барабанным перепонкам находящейся вблизи Маши, вынудив её отстраниться. Эта сидящая рядом друг с другом парочка, смахивала на брата с сестрой. Оба маленькие и щупленькие, да весьма тонкие голосочки были чем-то схожи.
– Ты орёшь зачем? – возмутилась Маша.
– Он не орёт, он пищит! – засмеялся Иван.
– Гы-гы! Как смешно!? – передразнил Федя, но высокий голос напомнил возмущения ребёнка, чем вызвал очередную порцию злорадного смеха умника.
– Ну, хорош уже, – прервал поток словесного поноса Пётр Иванович. – Что за базар вы развели? Взрослые люди собрались…
– Только по паспорту, – бросил Женов и снова удлинил губы.
– Что произошло, Дима? – вопрос директора прозвучал по-отцовски, с заботой. Гримов хоть и был из числа людей «кому за пятьдесят», но с годами только набирал скорость, ни на йоту не желая приписывать себя к старикам. Ко всему прочему, порядочность и справедливость обязательно на первом месте, и за это его уважали. В свою очередь, временами излишне строгий, но абсолютно беспристрастный, он относился к подчинённым (ко всем без исключения) с частицей родительской заботы.
– Камаз влетел на остановку и снёс десятки людей, – в этот момент глаза кармаши, казалось, пожелали выпрыгнуть, – такую картину ранее видеть не доводилось…
Молчание – информация не поддавалась моментальному усвоению. Секундная пауза превратилась в безмолвную стадию ожидания.
Что-то негромко щёлкнуло в голове, оставив ощущаемый след на затылке. В абсолютной уверенности увидеть, может быть, упавшую книгу, которая слетела с полки, или ещё что, Знаков тут же обернулся. Получилось довольно-таки быстро и весьма неожиданно для всех, и, если бы не пугливый взгляд, который только прибавил всеобщего замешательства, то внезапный резкий поворот головы вполне сошёл за нервный тик. Необычное поведение коллеги, наконец, разрушило затянувшуюся тишину.
– Дмитрий, ты чего? – на сей раз в вопросительной форме вылупились не только Машины глаза, но и губы.
– Безусловно, день начался неудачно, Дима. На тебе лица нет, – переживал шеф. – И много людей пострадало?
– Не знаю. Считать не стал, – сказал Дайм, не обратив внимания на выскочивший из собственных уст и крайне неуместный в данной ситуации сарказм. Ощущение шлепка занимало все мысли. Никакой болезненности или жжения на затылке, просто – присутствие постороннего стягивающего кожу предмета, словно к голове прилип моллюск. Знаков дотронулся рукой – ничего, что, в общем-то, не удивительно. – Много… дохрена.
