Запас прочности - страница 31



– Плесни грамм пятьдесят. – Помолчал. – И себе тоже.

Дима даже не удивился, хотя это было впервые за всю его службу под началом Ивана Ивановича. Может, потому и не удивился, что впервые.

Налил в два стакана спирту, отрезал хлеба, струганул пару кусков сала, достал из бочки соленых огурцов. Все молча. Сел напротив начальника. Тот взял стакан, протянул к Диме. Сказал:

– Ну давай.

Молча выпили. Молча закусили. Прошло несколько минут. Саленко вздохнул:

– Хреновые наши дела, Дима. Сегодня объявили в Москве осадное положение. И эвакуацию. Правительство и госучреждения разные на восток отправляют. И Сталин вместе с ними.

Полякова как будто к земле прессом невидимым придавило. Слова не мог сказать. Потом с трудом выдавил:

– И Сталин тоже?

Саленко смотрел на него не моргая.

– Ну сам-то я его не провожал, но решение такое принято.

У Димки перед глазами все поплыло. Как молотом в голове билась одна мысль: «Не может быть! Не может быть! Не может быть! Не может…» Он поднял глаза на майора, прошептал:

– Не может быть.

Тот покивал головой.

– Я тоже думал: не может быть. А случилось. С нами тоже пока не ясно, но ежу понятно: или на фронт из последних сил, или за Урал куда-нибудь перышки чистить. Так что собирайся. – Кивнул на пустые стаканы. – Давай еще по граммульке. Иначе не переварю.

Выпили еще. Иван Иванович не стал закусывать, помахал только ладошкой у рта. Вздохнул, посмотрел внимательно на Димку, спросил:

– У тебя там, в Сибири, родни случаем нет?

Поляков непонимающе уставился на него. Покачал головой.

– Нет. Семья вся на Украине. Дальняя родня здесь: кое-кто в Москве, в Калуге, в Курске. Да я с ними как-то не очень… – Он поднял глаза, пожал плечами. – Нет, в Сибири никого нет. А зачем?

И тут до него вдруг дошло, зачем! Он встал, одернул гимнастерку, шепотом спросил:

– Вы что? Вы думаете…

И замолчал, с ужасом глядя на начальника.

Саленко тоже молчал. Потом взглянул на Полякова, приподняв тяжелые веки, медленно разделяя слова, ответил:

– Вот именно, Дмитрий. Думаю я, думаю. Все может быть. Если узнаю, что и товарищ Сталин… – Помолчал. – Но этого я не знаю. Пока не знаю.

Он встал, прошелся, заложив руки за спину. Остановился напротив Полякова. Продолжил:

– Все это очень скоро выяснится. А пока будем трудиться. Работать изо всех сил на победу. Ты, Дмитрий, не подумай чего лишнего. Все равно мы победим. Вопрос только: когда? Поэтому и готовым надо быть ко всему. А ты что подумал? Струсил Саленко? Нет! Нас так не возьмешь!

Дима пожал плечами.

– Ничего я не подумал. Никто ничего не подумал. А я тем более. Мне отступать некуда. Меня завтра в партию принимать будут. Вы ж сами рекомендацию давали. Только я в Сибирь не поеду. Здесь буду до конца биться. Победа или смерть. Но пасаран!

Майор удивленно глянул на него.

– Ты посмотри: новый трибун выискался! Я, значит, трус, а ты герой?

Димка смутился. Заскороговорил:

– Я, товарищ майор, ничего такого не подумал. Вы всегда были и остаетесь для меня примером. Не зря же я у вас, у первого рекомендацию в партию попросил. И вы мне ее дали. Просто вы постарше, поопытней меня будете, дальше смотрите, все предусмотреть можете. А я что? Мне бы саблей махать, а там, как получится… Я немцев… Я их зубами буду…

Он бы в таком духе и продолжал – просто не знал, где и как остановиться.

А остановил его тяжелый взгляд Саленко. Поймав этот взгляд, Поляков сразу осекся, замолчал.