На прием мы явились самыми последними.
– Его светлость, лорд Дарготт в сопровождении леди Вивьен Мердано и мистер Грей, – провозгласил хорошо поставленный голос распорядителя, и я, ведомая под руку темным, ступила на идеально начищенный паркет.
Взгляды всех присутствующих острыми иглами впились под кожу, вызывая озноб. Даже тепло, столь явно шедшее от Дарготта, не перебивало того ощущения. В огромном зале повисла тишина, разбавляемая чуть слышной ненавязчивой мелодией. Никогда еще в жизни я не чувствовала на себе столько внимания и не была так скована из-за этого. Казалось, мои руки, ноги и даже шея превратились в каменные глыбы и ничто на всем белом свете не в силах заставить их сдвинуться хоть на гран. И если бы не поддержка темного, я бы в тот же миг позорно свалилась кулем на пол.
Но еще хуже стало, когда по всему залу начали раздаваться шепотки. То тут, то там склонялись друг к другу головы, страстно желавшие обсудить наше с лордом появление. Мои уши начали гореть, и я порадовалась, что они прикрыты выпущенными из прически прядями.
– Идем, – потянул меня вперед темный, которому и дела не было до того, что происходило в зале.
Я боялась, что стоит сделать лорду шаг, и я рухну к его ногам, как какая-нибудь древняя и не очень нужная статуя. Однако, мое тело продолжило двигаться, словно кто-то другой отдавал ему приказы, потому что я сама сделать этого никак не могла – в голове царила звенящая пустота. Я опустила взгляд и таким образом добралась до центра зала, где вокруг нас тут же собрались жаждавшие выразить почтение темному магу. И уважение, которого вовсе никто из присутствующих не испытывал. Я это чувствовала так же хорошо, как и всеобщее злое пренебрежение к собственной персоне. Пока мы прокладывали себе путь сквозь людское море, разговоры рядом смолкали, но стоило нам только отойти на пару шагов, пересуды возобновлялись.
Беспощадными ядовитыми змеями жалили они, заставляя стискивать зубы и прикрывать получавшуюся гримасу улыбкой – так, как и учили с пеленок. Леди никогда не показывает окружающим то, что творится в душе. Внешний лоск – главное оружие, а месть – то блюдо, что подают холодным. Вот только мстить совершенно не хотелось. Хотелось, чтобы, как и прежде, мне все улыбались, желали приятного вечера, интересовались настроением и обсуждали погоду. Что могло случиться со старыми знакомыми за столь короткий срок? Я не понимала… Однако вскоре смогла лично убедиться, что мне не показалось, а заодно и выяснить причину столь единодушного отчуждения.
Маменька с папенькой буквально вырвали меня из хватки Дарготта, едва закончив приветствовать важного гостя, и уволокли в укромный уголок, поближе к столикам с закусками.
– Вивьен! – с приклеенной улыбкой почти взвизгнула маман – на полтона тише предельно допустимого. Благостное выражение лица леди Мердано в сочетании с раздраженным голосом смотрелось странно. Но я не обманывалась насчет настроения матушки. Отбивавшие нервный ритм по богато расшитому подолу пальцы и чуть подрагивавшие тонкие ноздри говорили гораздо красноречивее слов. Может, кто-то, знающий маменьку чуть хуже, и не заподозрил бы подвоха, но я-то в отличие от большинства прожила с ней целых восемнадцать лет и могла судить о настроении матушки не то что по выражению лица – по единому незначительному жесту! И сейчас она пребывала в ярости. – Что за платье на тебе надето? И драгоценностей мы не узнаем. Я ведь послала вечерний туалет с твоей новой горничной, – опасно сощурились голубые глаза. Леди заняла позицию спиной к залу, потому могла не беспокоиться, что кто-то кроме меня и папеньки узрит степень ее недовольства.
