Танки словно что-то дернуло изнутри, и они остановились, больше не стреляя, только один из них завертелся на разорванной гусенице. Уцелевшие пулеметные расчеты вновь заставили стрелков противника залечь и ползти, словно змей, в сторону леса, а танки так и стояли холодной грудой металла. Совершенно целые, упершиеся стволами башен в человека, который их остановил. Бой закончился. На полкилометра перед позициями батальона всё пространство было усеяно трупами немецких солдат и неподвижными фигурами разбитых танков.
– Молодец, Уйгуров! – заорал оглохший от недавнего шума боя комбат. Его щека была рассечена осколком, бессильно висела простреленная правая рука. Но левой он всё таки дотянулся похлопать одобряюще по плечу высокого Уйгурова, сержанта и шамана.
– Максим, живой? – спросил он, подбежав к распростертому на бруствере особисту, так и не выпустившему из рук автомат, и после его короткого кивка спросил, – видал, что у меня боец вытворяет?!
Капитан слабо улыбнулся и вновь кивнул. На него уже не так искоса посматривали выжившие солдаты. Он пережил с ними бой, он был теперь своим, а не одним из тех, кого они представляли просто расстрельной командой.
Через пятнадцать минут подошли запоздавшие подразделения из полка резерва дивизии – шесть самоходок с десантом автоматчиков на броне. На двух полуторках отправили тяжело раненных в тыл. Бойцы с лёгкими ранениями, в том числе комбат, в медсанбат ехать отказались наотрез.
Выжившие офицеры батальона и танкисты из самоходок долго разглядывали в люки экипажи неведомо как остановленных Уйгуровым танков. Немецкие танкисты сидели, замерев словно живые, но, вытащив их, бойцы отпрянули в сторону. Даже видавшие виды солдаты и офицеры, которые воевали не первый год и видели смерть во всех её ужасных проявлениях, отвели взгляд в сторону от тел погибших экипажей танков. Головы немецких танкистов почернели и раздулись, а на месте глаз были пустые кровавые провалы…
– Уйгурова к медали лично представлю, – просипел особист, более-менее пришедший в себя, – но один танк ему запишу, «тигр» – на медаль ему хватит. Остальные вышли из строя от срабатывания химических снарядов.
– Согласен, Айтал, с товарищем капитаном? – спросил комбат сидящего на броне самоходки сержанта. Тот трясущимися руками пытался раскурить папиросу, его била нервная дрожь, но он справился с собой и согласно кивнул.
– Мне бы табаку, товарищ комбат… Медаль никуда не денется, – сержант наконец полностью совладал с собой и решился обратиться с просьбой.
Особист вынул из кармана пачку трофейных немецких сигарет и его взгляд упал на палку с цветными лоскутками, лежащую на земле рядом с сержантом. Он вопросительно взглянул на Айтала.
– Берите, берите, товарищ капитан… Сейчас жарко будет. Обмахиваться будете, – теперь якут улыбался уже во весь рот.
«Тигр» отправили в тыл своим ходом, а совершенно пригодные к бою Т-3 с половиной боекомплекта развернули на позициях батальона, увеличив его огневую мощь. По связи комбату обещали к утру ещё пополнение мотострелками и артиллерией, а также экипажами, могущими вести огонь из трофейных танков. На соседних участках прорыв противника также был ликвидирован. Полк остановил целую дивизию гитлеровцев, не дав продавить врагу оборону, и нанёс чувствительный урон противнику.
Но самые тяжелые сражения были ещё впереди. Великая битва на впоследствии названной «Огненной» дуге только набирала обороты. Каждый боец, сражавшийся за свою Родину, знал, что исход сражения, независимо от приказов свыше, зависит и от него самого.
