На «физре», как по привычке называли предмет девушки, Веронике тоже не везло. Тяжелые и изматывающие упражнения занятия на тренажерах, испытания в центрифуге, барокамере, на вибростенде, в условиях невесомости и на самолете под водой, все это выбивало из колеи. У нее даже начала развиваться фобия – страх физических нагрузок.
Выручила как всегда Зинка. Она предложила Веронике «выговориться и выплакаться», а потом придумала, что перед физкультурой они будут слушать музыку. Вероника не очень-то верила, что это поможет, но согласилась попробовать. Сначала ее раздражали незнакомые песни в стиле «медляк», которые они слушали в наушниках, один на двоих. Какие-то группы пели о неразделенной любви, об одиночестве, изредка встречались о нежной и чистой любви. Но после начала привыкать и это стало своеобразным ритуалом. Теперь Вероника без музыки не могла входить в спортивный или тренажерный залы.
Вообще Зинка прочно вошла в ее жизнь. Вероника настолько привыкла к ее постоянному присутствию, что, когда в один из дней подруга неожиданно пропала, она подняла панику. Случилось это перед обедом. У Зинки было индивидуальное занятие по самбо, она и раньше занималась, до прибытия на базу, а теперь тренировалась серьезно. Вероника вернулась с занятия на центрифуге, ее качало, подташнивало, а их пригласили в столовую. Идти не хотелось, но потом придется ждать долго ужина, а уроки еще не закончились. За столом Зинки не было, оказалось, что еще две девушки из их группы отсутствовали. Потом Вероника услышала, как за соседним столиком тоже обсуждали исчезновение нескольких девчонок.
– Слышишь? – кивнула Вероника Анжеле, сидящей рядом. – У них тоже не пришло несколько девчонок. Что это значит?
– Не знаю. Блин, чё-то странное здесь происходит. Стрёмно оставаться. Может уйти? Как думаешь, отпустят?
– Сейчас? Сомневаюсь. Слушай, давай к Серафиме Августовне пойдем и спросим про Зинку.
– Идем. Выясним, чё за фигня.
Они доели обед, все-таки на голодный желудок разговоры не ведутся и отправились к своей «класснухе», как называли за глаза Серафиму Августовну. Та оказалась на месте, в кабинете учителей, и хорошо, что одна. Серафима Августовна с удивлением посмотрела на вошедших, потом махнула рукой, приглашая сесть. Веронику никогда не вызывали на ковер, причин для этого не было и теперь она с интересом рассматривала обстановку, пока педагог писала что-то в журнале. Кабинет был большой с двумя окнами. В центре стоял длинный стол, заваленный бумагами, пара выключенных ноутбуков, в беспорядке лежали ручки. Черные стулья, вдоль стен такого же цвета шкафы с книгами. На одной из стен висел большой экран с множеством разноцветных кнопок снизу. Вероника и Анжела с нетерпением ждали, когда к ним обратятся и наконец Серафима Августовна сказала громко и строго:
– Слушаю!
Девушки, переглянулись и, Вероника, видя, что Анжела начала дрожать, взялась вести разговор сама. Она посмотрела в глаза Серафимы Августовны и спросила тихо:
– Вы не знаете где Зинка?
– Зинаиду Генералкину отправили на Секезду, как и было распределено.
– А мы?
– Ваша очередь еще не пришла. Идите занимайтесь.
Девушки вышли из кабинета, понурив головы.
– Ничё не понятно, – у Анжелы вновь появился дар речи. – Как так? Почему ее вдруг отправили, а нас нет? Чего молчишь?
– Не знаю, Анжела. Здесь что-то происходит, а вот что именно. Помнишь, парень выступал на сцене, тогда в Центре?
