Да как бы не так.
Всё понимают, я же вижу.
Эти двое – вековечные «мыстамаройходимпарой»: русская Правда и русская Святость; русская Непримиримость и русское Всепрощение; соль – тяжкая – земли и соль – летучая – небес…
Он смотрит вдумчиво и прямо, трезво и сильно – в сторону; она, вся светясь – истово и вознесённо – ввысь…
Это мальчик-Революция и девочка-Церковь.
Это – вся Русь.
…мальчика – погляжу внимательно вокруг – давно уж нет… вырубили, выжгли, выморили в лагерях, споили технарём, извели идеологиями мальчика.
А девочка – жива.
Я её часто встречаю.
Беседуя с друзьями, пытались одним словом назвать то, как именно должен жить и выражать свою веру воистину народный благочестивый православный верующий, и нашли сие слово: ПРИКЛАДЫВАТЬСЯ.
пробегая ленту глазами:
«слабо-тоническое стихосложение…»
Такое слегка коричневатое, в желтоватость, разведённое кипячёной водой, в которой плавают две чаинки и белесоватые волоконца, оставшиеся от вынутого обрезочка лимона, остывшее, в стакане, немного заляпанном пальцами, забыто стоящем на подоконнике в луче пыльного света…
и ложечка в стакане (такое пьют, не вынимая ложечки).
«Се раба Господня, буди Мне по слову Твоему»…
Благовещение – день исцеления нашей свободы, начавшей болеть и умирать когда-то через грехопадение Адама.
Едучи в метро, видел женщину, лет более чем средних, в платочке и длинной юбке, с постным лицом; она сжимала в руках толстую книгу в чёрном переплёте с серебряными буквами на корешке, глаза её были возведены в подземные небеса метро, а бледные тонкие губы слегка шевелились… Совершенный вид молящейся! подумал я. А в руках, конечно же, Библия, или толстый молитвослов…
Я протискался поближе, напряг зрение, чтоб прочесть надпись на корешке, и прочёл: «СПРУТ».
Вот оно как, подумал я.
А женщина продолжала сидеть, не переменяя позы и выражения лица, – не о комиссаре ли Катани возносила она моления свои?…
Великая Суббота. Простите, если немного не в кулично-яичную тему…
Остро как-то всё сегодня… весна, ветер, небо.
Думаю (не думаю даже, а переживаю вдруг): что, христианство – вот это? колокола, купола, традиции, куличи, быт, годовой праздничный цикл, говения, соборования, погребение, регламентированность исповеди-причащений как «показатель», оправославленность быта, культура-политика – жизнь?… для жизни – вот такой?… Или для жизни, которая только ещё – будет, христианство – выравнивание, исправление, пропалывание себя, чтобы встроиться в будущий лучший мир, мыслимый нами как Царство Небесное (соцсоревнование: мы вызываем их, они – тех, кто готов, кто взял вес и высоту – тот достоин, а кто не успел – тот опоздал)?… Или христианство – засученные рукава, кормление голодных и лечение больных, которому нет конца в этом мире и всегда в этом деле есть место для тебя, альтруизм и служение-служение-служение?… или то? или – вон то?…
Вроде бы, все приметы всего этого – и ещё много чего – есть в христианстве; но вместе с тем, разобрав всё это на мелкие элементарные части, христианства можно там не найти ни в чём. И даже собрав потом все части и слепив в единое – можно не найти…
И не то, и не то, и не то, и не то.
Апофаза, вот что. Невыразимость.
И свобода.
Христос воистину свободен, и где Он – там свобода.
Дух дышит где хочет, и жить без него никак, смысла нет, но и – не ухватить, не показать твёрдо пальцем: «вот это».
