Какая-то зараза функционирует неподалёку.
Дазайнер: хайдеггеровец-практик.
Часто идёт речь: как пишутся стихи.
По-всякому пишутся.
Ко мне чаще всего картинка приходит, етс.
А иногда – и это сущее мучение – приходит напев.
А никакой идеи, образов и прочего под него совершенно нету.
А напев хочет написаться.
И ходишь как дурак, мыча.
Вот сейчас: напев «Крошка Джон» (ну, в смысле, «Макферсон»).
смельчак, стульчак,
каракипчак
и ксения собчак,
где балерина волочко
лакает молочко
и тратата, и блаблабла,
и, б…, е…а м…,
и нам хоть треснь под эту песнь
не страшно умирать
Хоть тресни, в самом деле.
(и ходишь, как дурак, мыча,
рыча и щебеча)
11.11.2015
Быть – я не могу, так хотя бы – выглядеть…
Ничего нас не спасает ни от чего, только – любовь.
С тем, кто тебя любит, можно перестать «выглядеть», он принимает тебя таким как есть.
Нет, не потакает злу в тебе, и гневается, бывает, и всё такое… но – принимает всего.
С тем, кто тебя любит, не страшно. Любовь изгоняет страх.
Любить Бога – человека – запятая: самого себя.
Ни одно из трёх не может быть без остальных двух.
А пока этой любви только чаю, но не обрёл – крест: мучаюсь…
Пытаюсь заполнить эту дыру чем попало, симулякрами релаксаций, тем, сем… всё проваливается в дыру.
И этот крест – до времени – неизбежен.
Не позволяй попам лениться! Чтоб воду в ступе не толочь, Попы обязаны молиться И день и ночь, и день и ночь.
Из комментариев, по поводу Розанова и чаемого сужения человека:
С утра, всыпая мюсли в смузи И полня кофеем бокал, «О человек, себя ты сузи!» Д. Карамазов восклицал.
Подошла после службы дама, неопределённого возраста и невеликого объёма, в очках, с рюкзачком, красным сопливым носом и обмотанная шарфом ручной по-видимому вязки, который размеров вышеестественных.
(Читающие всё последующее москвичи: не старайтесь никого угадать – дама иногородняя).
– Батюшка!… Батюшка!!… (произнесено это было так, что мне живо вспомнилась незабвенная Пряхина из «Театрального романа» Булгакова, с её «Бог Господь! Бог Господь!»).
– Да-да?…
– Я не знаю, что с ней делать!… Она истерит, буквально истерит!… Она по утрам превращается в чудовище!…
– Э-э?…
– Ну вот по утрам!… Поднимание её в школу – это ад!
– Простите… она – это кто?…
– Дочь, разумеется. Она в меня плюёт, она визжит!… Она неуправляема!… Я не знаю что делать уже. Какую молитву читать?!
– Да, но…
– О нет, выслушайте меня!! У неё от меня тайны! Она дерзит! Это ад, ад! Мы с ней стали как два врага! Я всё, всё ей отдала! Я плохая мать! я плохая мать!!! Я знаю, что я плохая мать!!!
(Батюшка не чужд блоггерства, потому при этих словах в голове у него синё воссиял тэг: #яплохаямать).
– Ей десять лет, но она совершенно неуправляема!…
(У батюшки в голове картинка – модель радиоуправляемого вертолётика, набрасывающегося на управляющего; у какого-то американского фантаста был такой рассказ, как игрушки-солдатики напали на человека…).
– А что будет в шестнадцать?!… Это ад, ад!! Батюшка, как на неё повлиять?!
(Батюшка местами поэт, поэтому при слове «влиять» у него в уме возникла картинка этакой огромной бутыли с коричневато-маслянистой жидкостью, из которой мерными взбульками нечто вливается в нечто… «Дамы с визгом и воплем: – Коньяк! – кинулись от краёв бассейна за колонны. Через несколько секунд бассейн был полон, и кот, трижды перевернувшись…», ну и т.д.).
– Стоп-стоп-стоп, говорю. Скажите, а вы вообще чем занимаетесь в жизни? Ну, кроме того, что, как я понял, вы – мама адского исчадия, чем ещё?
