Записки. 1917–1955 - страница 52

Познакомился я в первые же дни с деятельностью Баума и руководимого им Бюро Московского комитета. Очень неглупый человек, из польских евреев, он вел, по его словам, крупную торговлю кожевенным и сапожным товаром за границей уже до войны, и зарабатывал крупные деньги. Вернее, он был представителем в Германии крупных фирм других стран. Война застала его в Германии, где, однако, он не был интернирован и, как сам он рассказывал, оказал в это время крупные услуги Германскому Красному Кресту, благодаря чему получил разрешение выехать в Данию, откуда он еще раз смог съездить в Германию, опять же по его словам, для улаживания его дел. Позднее он не раз переводил в Германию значительные суммы, по его объяснениям – для поддержания оставшихся там его родителей. В Дании, начав работать в Бюро, он быстро выделился и, по указанию приезжавшего на ревизию Бюро Навашина, был поставлен во главе его. Следует признать, что деятельность Бюро он развил и упорядочил. При нем приняли крупные размеры отправки посылок в лагеря. Для склада их и получаемых для них продуктов у него в Вольной гавани было целое особое помещение, находившееся в большом порядке. В порядке была и вся его отчетность.

У Баума был, однако, неприятный характер, и хороших отношений у него не было ни с кем. В лучшем случае они были холодными, а со многими враждебными. Потоцкий подозревал в нем немецкого шпиона. Потоцкая была его конкуренткой, ибо она руководила отправкой посылок русским военнопленным в особом Русско-Датском комитете, но, главным образом, его ругал образовавшийся в Копенгагене Общественный комитет, избранный после революции местной, почти исключительно еврейской колонией. В комитете этом я помню журналистов Троцкого, Гроссмана и Лейтеса. Получив еще в Стокгольме указания на этот комитет, с добавлением, что у них есть уничтожающие Баума материалы, я обратился к председателю комитета Троцкому, корреспонденту «Биржевых Ведомостей», прося его указать, что они могут привести против Баума (настоящая фамилия этого Троцкого была Мандельштам, и ничего общего с известным большевиком у него не было). Раза два или три я был в заседаниях комитета, причем я пригласил туда приехавшего в Данию одновременно со мной И.К. Тимковского. Помощник присяжного поверенного, работавший во время войны в канцелярии Красного Креста и недолгое время бывший комендантом Таврического Дворца, он приехал в Данию в качестве состоящего при мне. Молодой человек, несомненно, не без способностей, он был еще в угаре революции, и пользы от него в переговорах с комитетом мне было не много.

Члены комитета сперва предъявили Бауму общее обвинение в нежелании стать под их контроль или хотя бы работать при их участии. Но когда я не присоединился к ним, указав, что Баум получает средства и инструкции от Московского Комитета и не вправе передавать кому-либо свои права и ответственность перед этим и Центральным Комитетами о военнопленных, то мне были перечислены другие обвинения. Кроме сношений с немцами, по поводу которых Потоцкий высказывался пока осторожно, Баума обвиняли в денежных злоупотреблениях. Некоторые он опроверг очень легко, и потом их мне больше не повторяли, но осталось одно, которое проверить мне было невозможно, а именно – в игре на бирже на средства комитета. По этому поводу, не отрицая самого факта игры, Баум предъявил мне документы, из которых было видно, что почти сряду после приезда в Данию он получил крупную сумму, как вознаграждение за свою работу. В результате, особого впечатления обвинения против Баума на меня не произвели. Отмечу еще, что один из членов комитета, тоже журналист, Гроссман, весной громивший Баума, осенью уже служил у него в комитете. Когда в июле я вернулся в Петроград, то в моем докладе Центральному комитету я отметил, что все эти обвинения положительного впечатления на меня не произвели, почему он пока и остался во главе Бюро.