– Дмитрий Андреевич! – вклинилась в диалог Валентина Ивановна. – Там у солдата такой зловонный стул! Мы не стали его смывать, чтоб вы сходили и посмотрели.
– А это так необходимо? – я брезгливо поморщил нос. – Никогда ничем подобным не занимался.
– Ну, обычно инфекционисты всегда смотрят на испражнения.
– Ладно. Езжай! – махнул рукой фельдшеру и сел за стол писать истории поступающих больных. Любоваться содержимым кишечника рядового Смолина я не стал.
Больных увели в инфекционное отделение. Страдая муками творчества, я пытался хоть что-то отобразить на бумаге по поводу ветряной оспы и энтероколита. Но как можно писать то, в чем совсем не разбираешься? Я эти заболевания изучал четверть века назад в институте, на кафедре инфекционных болезней. И в памяти сохранились одни названия, так как почти сразу забыл про их существование после сдачи экзамена по ним. Многократно чертыхнувшись про себя, я оторвал свою окаменевшую пятую точку от казенного стула и поплелся в комнату дежурной медсестры. Там стоял подключенный к интернету старенький компьютер, и за полчаса я с его помощью обогатил свой багаж знаний минимум на два заболевания.
Закончив с поступившими солдатиками, я устремился на вечерний обход. Первым на пути у меня стояло терапевтическое отделение, расположенное на самом верху здания, на четвертом этаже, под крышей. С приемного покоя наверх вела широкая мраморная, лестница с литыми чугунными перилами по краям, пронзающая затхлый полумрак наступающей ночи снизу вверх подсвечиваемая всего одной сорокаваттной лампочкой на третьем этаже.
Мои неторопливые шаги монотонным гулом отозвались в пустом коридоре, ведущем на запасную лестницу между этажами. Ступив на выщербленные ступеньки первого этажа, я с ходу чуть не угодил под сухой дождь, состоящий из взвеси сероватой пыли и мелкого мусора, дозированными порциями сыпавшегося откуда-то сверху точно в лестничный пролет мне на голову. Отбежав в сторону и прислушавшись, уловил характерное методичной шуршание половой щетки о мрамор. Кто-то там наверху не особо старательно подметал лестницу, совершенно не заботясь о тех, кто в тот момент мог оказаться в самом низу, под уборщиком. Пока я соображал, кто бы это мог быть, как вслед за сухим мусором, летевшим довольно густым потоком, пролилась и настоящая вода, грязной лавиной хлынувшая с четвертого этажа. Этому действу предшествовал металлический звук упавшего ведра.
– Эй, кто там хулиганит?! – что есть мочи заорал я, пытаясь в полумраке рассмотреть наглеца.
– Ой, извините! У меня тут ведро случайно опрокинулось! – донесся сверху испуганный женский голос.
Я стрелой взлетел наверх и нос к носу столкнулся с незнакомой женщиной средних лет в форменном синем халате, с белой надписью «Славянка» на спине, пытающейся сморщенной серой тряпкой собрать в ведро разлившуюся по ступенькам лужу.
– Вы что здесь на ночь глядя грязь разводите? – грозно осведомился я у уборщицы, пытаясь незаметно восстановить сбившееся от быстрого подъема дыхание.
– Наоборот, – попыталась улыбнуться смущенная моим внезапным появлением женщина, – я эту грязь убираю.
– Я воочию видел, как вы тут убираете! Сначала мусором чуть не завалили с ног до головы, а после водой окатили!
– Извините, доктор, ради Бога! Но тут так темно, что ничего не видно! Сами видите, какое освещение на лестнице! – она ткнула рукой в сторону третьего этажа, где притаилась единственная на всю округу электрическая лампочка.
