Записки латышского легионера - страница 3

Жили мы бедно – как-то с трудом перебивались. Единственный, кто имел постоянную работу, был дедушка. Он был пекарем, и местом его работы была пекарня Хейфица. Жанис ни на одной работе долго не задерживался. Амалия работала на канатной фабрике. Если я не путаю, то делали там пеньковые канаты. Наталия работала, когда находила работу. Моя мама каждый год получала на два-три месяца работу в военной типографии, когда там печатали ежегодную телефонную книжку. Ее работа заключалась в том, что она, стоя на возвышении у печатной машины, вкладывала в нее листы белой бумаги. Работа была очень тяжелая, и мать сильно уставала.

Мои дедушка и бабушка, мама Лизете и тетя Амалия

Немного и о моем отце. Его звали Вольфридс, он был высокий представительный мужчина. Его считали умным, он писал жильцам дома прошения и давал советы по юридическим и прочим вопросам. У отца был удивительный почерк, совершенно каллиграфический. Отец все время где-то работал, по крайней мере, так он утверждал, но почему-то очень редко приносил домой деньги. Постоянно с ним случались всякие несчастья: то работодатель не платил зарплату, то обанкротилась фирма, то кто-то взял его зарплату и истратил. Или просто не бывало работы. Помню, как отец однажды сказал, что пойдет пилить дрова. Работу вроде предложили на неделю или даже на более длительный срок. Но как-то вечером бабушка сказала: «Вольфридс, ты опять врешь, ты не пилишь дрова, а ходишь загорать. Если бы ты пилил дрова, у тебя загорела бы спина, но у тебя спина белая, зато лицо и грудь загорелые». Я уж и не помню, чем эта история в тот раз закончилась.

Отец Вольфридс

Один раз перед выборами в Сейм отец вместе с Жанисом расклеили много предвыборных плакатов. И опять ему не дали денег. Мне в то время было, кажется, шесть лет, и мать послала меня с отцом, когда тот сказал, что идет к партийному начальнику требовать денег. Отец меня с собой брать не хотел, но все же взял. Помню, как мы вошли в какое-то шикарное помещение, где за огромным столом сидел, как мне показалось, очень важный господин. Насколько я понял, отец просил аванс, а не зарплату, которую он, судя по всему, уже потратил. После долгого ожидания этот господин дал отцу, наверное, 10 латов. Мы пошли домой, отец отдал деньги матери, которая, в свою очередь, передала их бабушке. На некоторое время в доме наступил мир.

Ходили разговоры, что отец когда-то получал пенсию в качестве инвалида войны. Во время Освободительной войны он потерял два пальца на левой руке. Позже пенсию у него отобрали, поскольку нашлись свидетели, утверждавшие, что Вольфридс сам отстрелил себе пальцы, чтобы его отпустили с фронта. Затем отец работал вроде на таможне каким-то малень-ким начальником, но оттуда его быстро уволили, объ-яснив при этом, что ему сильно повезло, что его не посадили.

Последним местом работы отца, которое мне известно, был дом для престарелых в Пардаугава на улице Тельшу. Отец говорил, что работает там помощником врача, т.е. фельдшером, но на самом деле работал санитаром. Вначале он и деньги приносил домой, но затем стал и сам все меньше появляться дома, объясняя, что людей мало и надо замещать отсутствующих работников. Мама ему верила, а бабушка нет. И бабушка была права: однажды к нам явилась какая-то шикарная дама, которая представилась глав-врачом дома для престарелых. Дама сказала, что если Вольфридс не изменит свое поведение и не прекратит развратничать с ее помощницей, то лишится работы. Когда я пришел из школы, в дверях появилась плачущая мама, а бабушка собирала пожитки отца. В этот день отец домой не пришел. Вечером следующего дня отец объявился, и когда мама сказала, чтобы он забрал свои манатки и больше не показывался, то отец взял, не говоря ни слова, свои два чемодана, ушел от нас и пропал навсегда из нашей жизни. Своего отца я больше ни разу не видел, хотя тихонько мечтал, как у дверей школы меня ждет мой отец. Но нет, отец нами не интересовался, и, может быть, это было хорошо. Я не помню, чтобы он с нами играл или вообще как-то занимался нами, пока мы жили вместе. Придя домой, он всегда брал сразу в руки газету или книгу. Моя мама была его вторая жена. С первой женой у него было тоже два сына – старший Александрс, или Саша, как было принято его звать, и младший сын по имени Майгонис. Саша гостил у нас после войны пару раз, а Майгонис, который был лейтенантом в латышском легионе, принял яд, когда его собирались арестовать. Отец умер от лейкемии, кажется, в 1976 году, ему было тогда за 90. Моя старшая дочь Инге разыскала его (по своей инициативе, и никого дома не предупредив) в конце 60-x в Риге. На дочку он произвел довольно сильное впечатление – красивый молчаливый старик, который все время курил. Пообщаться с ним дочери не очень удалось, поскольку все время в комнату заходили члены последнего семейства отца (какое это у него по счету, знает явно только господь бог и, может быть, сам отец), которые, как показалось Инге, не были в восторге от ее визита. Также я не знаю, сколько у нас с Лаймонисом может быть сводных братьев и сестер.