Никогда не ворошите прошлое. Умерших можно эксгумировать. Останки ничем не напоминают тех, кто жил рядом.
Чувства к живым остаются теми же. Даже острее, сильнее, словно не было года, трёх, пяти лет разлуки.
Самое откровенное – не поцелуи и секс. Взгляд. Вся правда выходит на поверхность, когда смотришь человеку в глаза. Не готова к такой глубине, не могу отвечать на скользкие неудобные вопросы, не отводя взгляд. Сбегаю в шутки, смеюсь невпопад. Кажется, он читает меня, как раскрытую книгу и добирается до той правды, которую я всеми силами пытаюсь скрыть.
Иногда мне кажется, боги или ещё кто сверху играют в свою неведомую игру. Раскладывают карты, раскручивают рулетку. И лишь иногда людские мольбы, подобно ветерку, врываются в игру, смешивают карты, пока могущественный крупье-небожитель отвернулся на миг.
Мы шли по ночному городу, будто не было двух лет порознь. Я всё ещё помнила подсолнухи, подаренные им в нашу первую мятежную весну и его взгляд. От моей дерзости не осталось и следа. Я еле поспевала за ним на тонких, как стилеты, каблуках. Под платьем ничего не было, бельё по приказу сняла ещё в кафе. Я до сих пор любила его. Как тогда. Но не призналась бы в этом.
Он внезапно обернулся:
– Насколько тебе важна власть над собой?
Я играла во власть. Во время встреч была игрушкой, но все игры завершались после встречи. Я не думала о настоящей неигровой власти над собой, но мне хотелось.
Пытаюсь угадать, что он хочет услышать. Близость, которая была на расстоянии, исчезла, а между нами пропасть разверзла свою беззубую чёрную пасть.
В московских переулках светло даже ночью. В них не скроешься от чужих глаз. При всей моей жизни напоказ, это уже перебор. Хочется отгородиться от фонарей, светящихся окон, поминутно шуршащих рядом машин. Остаться вдвоём.
Чувствую себя жалкой и ничтожной. Кажется, он принял решение. И будущее, которое я лелеяла в фантазиях, растаяло. Он собирает мои волосы на затылке, тянет вверх – вытягиваюсь в струнку и растворяюсь в его глазах и руках. Стоит взять меня за волосы, и можно делать со мной что угодно, это как спусковой крючок.
Я привыкла к играм на боли и страхе. Не будь их – не возбужусь. Обычный секс давно ушёл из моей жизни. Мне нужна власть надо мной. Его власть. Его рука скользит под моим платьем. Не сопротивляюсь – слишком люблю публичность. Нравятся публичные сессии, когда меня почти без одежды связывают перед зрителями – а я ловлю их взгляды и купаюсь во внимании.
Мы в машине. Говорить не о чем. Мы давно чужие. Он дьявольски красив. Если попаду в ад, хочу, чтобы демон, пытающий меня, хоть немного напоминал его. Вьющиеся волосы с нитками седины. Нос с горбинкой. Пронизывающий насквозь взгляд. Сумасшедший аромат – какой-то селективный парфюм с не запоминающимся названием, слившийся с запахом его тела. Всегда пьянела от него.
Собираюсь с духом, прошу поцеловать меня – чувствую сухое прикосновение губ к щеке. Совсем не так мы целовались в парке. Или те поцелуи тоже выдумала я? А за пощёчину я ему благодарна. Поцелуи чужие, а пощёчина выдёргивает меня, уплывшую от прикосновений, резким ожогом на лице. Вскрикиваю и словно впервые вижу его. Я так скучала. Пыталась сбежать, забыть, убедить себя, что всё осталось в прошлом. Лучше бы осталось. Не стоило ворошить. Всё, что связывало, отжило. Что цепляло, умерло. Остались мои чувства, вряд ли взаимные.
