* * *
Твои дети – это твое второе детство. Уникальная возможность снова вернуться в мир ребенком. Все вокруг опять вырастает. Ты как Алиса. Я иду с Артемом по улице и смотрю вокруг его глазами. Вон собянинский трактор корежит здравый смысл. Я кричу: «Смотри, Тема, трактор!» Для него же это просто трактор, а не идеологический враг. Или голуби. Когда я так последний раз радовался голубям? А Теме нравятся голуби. Однажды я даже увидел белого. Мы вдвоем с малышом бежали за ним с визгами. Сынок еще не видит за фантиками мусора, за дождем – плохой погоды, за людьми – нелюдей.
Иногда мне хочется крепко-крепко обнять малыша. Чтобы удержать его в детстве. Чтобы он подольше не взрослел.
* * *
Наш педиатр как-то сказал о другом ребенке, еще одном своем пациенте: «Выбежал ко мне малыш, бледненький, худенький, с тонкой шейкой, типичный москвич…» Я после этих слов посмотрел внимательно на Артема. Я помню его еще таким румяным батоном вроде тех, которые в советских булочных красовались на лотках с привязанными к ним вилками. И те батоны, и моего сыночка одинаково хотелось помять, пожмакать. А сейчас что я вижу? Артем все больше становится похож на худосочный круассан или, того хуже, багет. «Типичный москвич».
От бледности и худобы, от тонкошеести и типичной московскости, короче, от греха подальше отправил я Артема с женой на все лето в далекую российскую провинцию, в настоящую деревню. Там у наших близких родственников свой большой дом. А помимо дома – собственный огород, цветы во дворе, кошка на заборе, курочки в загоне, одним словом, пастораль.
Конечно, мне пришлось принести в жертву несколько драгоценных месяцев общения с ребенком. Тех самых «вкусных» месяцев, когда гадкий утенок превращается в прекрасного лебедя. Ну, или в гадкого лебедя – тоже бывает. Но выбор у меня был небогат: между собственным комфортом на одной чаше весов и Артемом в виде багета – на другой. В конце концов, Пушкина тоже ссылали в Болдино. И неплохо так в итоге получилось, утешал я себя. Плюс я планировал навещать семью время от времени, как позволят дела. От моего маленького Пушкина меня отделяла лишь ночь на поезде… Несколько драгоценных месяцев общения с женой мне тоже, конечно, пришлось принести в жертву. Разве я об этом не сказал? (Мамма миа, какая неловкость!)
В первый мой приезд в деревню мы вдвоем с женой пошли в гости к знакомым. Артема пока оставили дома с бабушкой. Хотели осмотреться, приглядеться, а уж потом выводить нашего «прынца» в свет. В гостях присутствовали местные дети, Аркадий (сын хозяев дома) и Иннокентий. По году с небольшим каждому. Дети не были знакомы до этой встречи. Вот, думаю про себя, как удачно, заодно понаблюдаю, как тут отроки знакомятся. Поначалу Аркадий и Иннокентий не проявляли друг к другу интереса. В какой-то момент Иннокентий сказал: «А-а». Его мама объявила, что Иннокентий хочет какать. Родители Аркадия принесли горшок. Несмотря на юные годы, Иннокентий уже был приучен к лотку. Гостю Иннокентию спустили штаны и усадили на горшок. Но вот какая незадача. Формально-то это горшок хозяина дома Аркадия. Пусть Аркадий еще ходит в памперс, но формально, опять же, это его собственность. Аркадий молча подошел к Иннокентию и выдернул у него из-под голого задика свой горшок. Иннокентий упал. Аркадий надел горшок себе на голову. Так он привык играть с этим предметом. К счастью, Иннокентий пока не успел сходить туда. Но к несчастью, он не оценил эскападу Аркадия. Иннокентий, угрожающе кряхтя, поднялся с пола, взял детскую лопатку и со всей силы ударил Аркадия по горшку на голове. «Ну, нам пора», – сказал я жене.
