А вчера мне захотелось подурачиться опять; заняться предсвяточным «маскалудством»93 другого рода.
И вот перед самым сном уже, в «месте, назначенном совсем не для них», мне явились мысли использовать как-нибудь в хвалебном духе столь великое прилежание Нестора Александровича, тем более что как раз сегодня утром я прочла главу из Варнеке о торжественных спектаклях, на которых превозносились и восхвалялись всевозможные заслуги великих мира сего.
Тут же придумалось и начало: «О коль Россия вся Тобою вознесенна, Един в семи делах муж разумом велик…» и все прочее94.
Только скверно, что я, начиная от воскресенья, совсем выбилась из сна. Раньше 5 ч. не засыпаю. А это потом плохо отзовется, уж я знаю… Опять наступит тоска…
17/XII. Чтоб они провалились, эти мои гениальные мысли! Вечно я с ними в беду впутаюсь. Чует мое сердце, что и теперь дело добром не кончится!..
Что ж, сама виновата, сама и страдай… Ох!..
Может, «комическая мистерия»95 выручит?
Или она тоже из области «гениальных мыслей»?
Идя сегодня в библиотеку, встретила милого Федюшу Фогта96. Он пошел вместе со мной до самой Академии наук. По дороге говорили, конечно, об их академических делах и успехах. Я сказала, что мне очень жаль, что Тото, который в этом году трудится много над своими работами, получил две третьи категории за свои эскизы, над которыми буквально просиживал целые ночи и дни. Федя заметил, что помимо того, что, в сущности, Тото мало работал еще вообще и за один год какой-нибудь трудно сделать то, что делают многие академики, всю жизнь занимавшиеся этим, бывшие и в рисовальных школах, и в разных художественных классах, и пр. – помимо всего этого «Тото совсем не старается выразить собственную индивидуальность в своей работе; он то делает под Савинова, то еще под кого-нибудь. И выходит, что он хоть и под Савинова делает, да Савинова все ж таки у него не выходит, и себя самого нет. Не трудится он над этим, а все готовое у кого-нибудь хочет взять».
И вот теперь вопрос: что этому причиной? Неужели недостаток таланта? Или, вернее, – чисто внешний его характер, т. к. рисунок, например, у Платона хорош, значит, рука и глаз есть.
«Неумение трудиться» – это наше наследственное и общедворянское – «неумение трудиться», при внешней работе даже…
Сомнения о степени его действительной, а не кажущейся только талантливости начали приходить мне в голову уже давно, а несколько времени тому назад один разговор с ним опять возобновил их и даже еще усилил.
Пришел как-то Тото ко мне усталый и измученный до такой степени, что едва говорил. Это было недели полторы назад.
Отсидевшись несколько минут молча в кресле, он начал рассказывать о своих делах и между прочим сказал: «Удивляет меня одно обстоятельство: чем больше я начинаю задумываться над своей работой и что называется – стараться, тем меньше она мне удается. Когда я подхожу к работе не так серьезно, полушутя, – она выходит и несравненно легче для меня самого, и в тысячу раз лучше; чем больше я углубляюсь в дело, тем меньше оно удается, и я в конце концов теряю способность работать». Что это – недостаток таланта, который не может удовлетворить собственных требований; малое развитие техники; или же – талант причудливый, творящий только по вдохновению, а не благодаря усиленному и упорному труду, но все-таки талант? Дай Бог, чтобы было последнее. Ведь от Мочалова нельзя же отнять таланта, хотя он иногда портил свои роли, играл из рук вон плохо, и часто – когда больше всего трудился и старался – больше всего проваливал пьесу. Зато иногда игра Мочалова была «откровением таинства, сущности сценического искусства», по выражению Белинского
