Курсисток, казалось, было очень немного, но это, вероятно, оттого, что все они растянулись в очень длинную цепь, далеко окружавшую всю процессию.
На средине Загородного к цепи подошли 4 еврейских мальчугана, и один из них, старший, гимназист III или IV класса, так бесцеремонно и решительно проговорил, что надо еще расширить цепь, разорвал руки держащих ее курсисток и сам с товарищами своими стал в ряд, а затем так презрительно и победоносно поглядывал на курсисток, муштруя их все время, как надо идти, что те молча и безропотно покорялись. А гимназист с тремя малышами, даже еще не гимназистами, громче всех орал «Вечную память», не попадая ни в тон, ни в такт.
Как всегда, толпа росла чем дальше, тем больше; движение извозчиков и трамваев было затруднено, и многие вылезали из трамваев и присоединялись к процессии; в домах раскрывались окна, и много глаз с любопытством провожали шествие, пока было видно. Но все-таки настроения и тут не было, и не чувствовалось никакой торжественности.
На вокзале был уже приготовлен траурный вагон, и гроб молча внесли туда. Так же молча передавались над головами присутствующих венки длинной вереницей, так же молча развешивались внутри вагона201. Пение прекратилось, толпа молча зевала, как бы выжидая еще чего-то. Долго продолжалось такое неопределенное состояние, наконец, в вагон влезла О. К. Нечаева и заговорила.
К моему очень неприятному удивлению, я услышала точь-в-точь от слова до слова то, что она сказала на курсах, с теми же дрожаниями голоса, с теми же паузами на тех же местах.
Не могу я понять, как можно, как поворачивается язык повторять два раза буквально одно и то же в подобных случаях. Ведь это же не лекция! Да и там, если профессор прерывает изложение фактов лирическими отступлениями по поводу их, и делает это в одинаковых выражениях, как год назад или в другом случае, случайно известном кому-нибудь из слушающих, – на губах непременно появится улыбка и профессор этот непременно убавится в росте хоть на сотую долю вершка.
А тут, где должно говорить одно только чувство!
После Нечаевой говорила Калмыкова202, потом Рожкова (если только такая есть) и еще одна дама203. Больше ничего не предвиделось, и я ушла.
Это был уже третий час или около трех.
31/III. С похорон Философовой я зашла в Музей Александра III204, где успела посмотреть только три первые зала с новыми картинами: Серова (портреты), Головина205 и Коровина. До чего хорош серовский портрет графини Орловой! Голова и верхняя часть туловища – положительно chef d’oeuvre206. Низ не отделан и поза некрасива, да еще фон слишком напирает, не чувствуется воздуха, зато голова, голова207!
Мастер Серов, и какой прогресс с каждым разом, с каждым новым произведением208.
Сегодня зашла к Тото посмотреть его «Суд Париса». Рисунок, по-моему, у него всегда хорош, а краски и композиция меня не удовлетворяют; в карандашных набросках казалось лучше и интереснее, больше обещало.
Будешь ли ты Мастером? Думаю, что в конце концов будет, и у него будет чему поучиться другим. Но боюсь, чтобы он не был холоден и чтобы рассудочность и мастерство не засушили в нем души произведения.
Вчера, перед тем как идти к Маше, я зашла к Тото часов в 6. Мамы не было дома209, я разлеглась на диване и стала читать вслух Иванова-Разумника «Историю русской общественной мысли»210, пока Тото отогревал себе обед.
