Я читал текст и чувствовал мамино волнение и взгляд. Почти все родители новобранцев присутствовали, и после того, как присягу прочитал последний из нас, нам дали немного времени, чтобы поговорить с родными. Мы с мамой посидели в кафе на территории полка, я старался успокоить ее как мог. Потом мама снова улетела домой, а я вернулся в санчасть, а потом и в казарму.
Нас по одному, вызывали в отдельное помещение, где за столом сидели члены комиссии, врач и несколько офицеров. Пришла пора отправки в учебные и просто в подразделения, и наши пожелания тоже учитывались. Я попросился в «учебку» в Шауляе, где готовили сержантов – начальников радиостанций. Но, майор Бандура сказал: «Зрение твое, сынок, не позволяет мне записать тебя в команду на Шауляй, а радистом не хочешь стать?» Я сказал, что согласен.
Учебный взвод Узла связи полка находился в отдельном крыле здания на третьем этаже. Дверь и лестница вели только туда, площадки первого и второго этажей были глухими. Нас оказалось сорок человек, четыре отделения по десять. Замкомвзвода, старший сержант Сокол ходил перед строем и объяснял нам рублеными фразами порядок работы учебного центра и наши обязанности. И после того, как миновал наш первый день в учебке, мы поняли, что муштра в «карантине» была ерундой, а тамошние сержанты, в сравнении с сержантами учебного центра, добрейшими людьми.
Нагрузки утроились, муштра удесятерилась, за малейшую провинность курсант бежал мыть туалет, лестницу снизу вверх, или белую полосу линолеума 10 на 2 метра на входе в помещение казармы. Все это мылось без конца щетками с мылом, менялись только люди, то есть мы.
Но, коль назвался груздем… Начали мы изучать и азбуку Морзе и прием – передачу. Расслабиться получалось только после отбоя, в койке. Но ночью почти все мерзли, окна не были как следует утеплены, а одеяльца были байковые. Я просыпался часа в 2 ночи от холода и начинал растирать ноги и руки. Судя по шуму и скрипу коек, я был далеко не один. Шинелями нам укрываться почему-то не разрешали, хотя «старички», которых было в учебке, кроме сержантов, человек десять (все они были водителями автомобилей узла связи) наши шинели на ночь забирали.
Поэтому раза по два-три за ночь мы просыпались и грелись, как могли. Но однажды все изменилось. Кому из взвода первому пришла посылка с салом, неизвестно. Сало поделили по-братски, и каждому достался кусочек со спичечный коробок. Мы его съели на ужин и… никто не замерз ночью. Письма с просьбой прислать сало, полетели во все концы. Эту напасть мы, с Божьей помощью, одолели.
За все время нахождения на учебке наши сержанты ни разу не отказали себе в удовольствии «отбить» взвод по нескольку раз. «Отбить» – означало скомандовать отбой – подъем по 10—15 -20 раз. Раздеться, сложить обмундирование и прыгнуть в койку нужно было почему-то не больше чем за 45 секунд, одеться – за те же 45. Но и этих секунд нам не давали, просто зажигали спичку, надо было успеть, пока она горела.
Но все время кто-то не укладывался, и все начиналось сызнова. Так что под одеяла мы забирались обычно уже взмокшие, будто не спать собирались, а куда-то бежать.
Несколько раз, видимо, не успевал я, и на меня начинали покрикивать два парня из соседнего отделения, послушно становясь в руках сержанта орудием круговой поруки, но я в долгу не оставался, а на открытый конфликт они идти, видимо, боялись.
