Записки поперечного человека. Повести и рассказы - страница 15

Детство есть детство, я просто рос, набираясь опыта, а вот в юности уже начал замечать и сравнивать, например, культурную среду в которой существовали дедушки, бабушки и отцы с матерями. Правда про дедушек я подзагнул, за все свое детство видел и общался всего с одним, звали его дед Тима. Жил он в деревне, на первом этаже дома, хозяйкой которого была моя бабушка. Бабушка занимала второй этаж, а первый отдала своей младшей сестре бабе Ксюте. Дед Тима был ее мужем. Запомнился он мне высоким, сутулым с громадной прокуренной бородой и выцветшими, слезящимися глазами. Делая какие-то движения, он всегда громко кряхтел. Во дворе дома стоял большой стол с лавками вокруг. У деда за ним было свое место, и он никогда посиделки не пропускал. Летом вечерами за этим столом всегда собиралась компания, балагурили, смеялись, играли в карты или домино. Дед говорил мало, слушал, явно внимательно и с удовольствием, поскольку живо на все реагировал, хмыкал, поддакивал, смеялся вместе со всеми. Медленно непослушными пальцами время от времени он делал из газеты козьи ножки, набивал их махоркой и с наслаждением закуривал. Любимое занятие деда Тимы – игра в карты. Мне кажется, он знал все картежные игры, и я не помню, чтобы он проигрывал. Днем он иногда медленно ходил по двору, опираясь на клюку, грубо сделанную из кривой толстой березовой ветки, часто останавливался и о чем-то думал. Позже, когда уже деда не стало, узнал, что сразу после войны он получил десять лет лагерей, отсидел восемь, вернулся в деревню в конце 1953, после смерти Сталина.

Уже взрослым я вдруг спохватился, понял ненормальность того, что вырос в окружении одних бабушек. Дедушек не было нигде, не помню ни одного в социалистическом городке Кировске, в котором прошло мое детство, и даже в деревне встретил всего одного.

Мои дедушки оба погибли. Дед Кузьма – нелепо, еще перед войной, от гангрены, сломал ногу и пытался лечиться ее домашними средствами. Дед Иван после войны пропал в сталинских лагерях.

Да, отсутствие дедушек действительно величайший негатив для нас, русских. Целых два поколения выросли без дедушек и, отчасти, с дефицитом отцов. Это явление началось с Первой Мировой войны и сразу за ней – Гражданской. Напомню читателю, что Первая Мировая унесла порядка 3 млн. русских жизней, а гражданская около 10 млн. Понятно, что более 10 млн. из погибших – мужчины, к ним необходимо прибавить и не менее 1,5 млн. мужчин, выгнанных советской властью из России.

Самая страшная потеря мужчин была у нас в мирное время путем совершенных коммунистической властью репрессий в 30-х годах. Раскулачивание, искусственный голод в стране в 1932—33 годах, ГУЛАГ – унесли порядка 15 млн. мужских жизней, а потом сразу Вторая Мировая война и плюс к ним еще 20 миллионов. Неудивительно, что мы, послевоенные дети, росли без дедушек. Два последних поколения в своем подсознании невольно зафиксировали, что дедушки они как бы и не нужны. Набирает силу и новое явление, связанное с распространяющимся по миру феминизмом, отрицания отцов. Когда дети вырастают, все чаще отцы им тоже не нужны. А еще сегодня из-за информационной революции так сильно обострились отношения между поколениями, что они почти совсем перестали понимать друг друга.