Записки пойменного жителя - страница 3

Мужики, гнавшие плоты, сколоченные из своих построек, водой, на всю жизнь запомнили, как, причалив те плоты к берегам Волги, они надрывали пупки, выкатывая из воды бревна. Помнят, с каким трудом укладывали их на конные подводы, а потом вывозили в гору, постоянно подбадривая лошадей: «Нн-оо-о! Но, милая, давай, дорогуша, давай!» Помнят, как везли свои постройки до той точки на земле, которая была их новым местом жительства. Помнят, как месяцы подряд жили в походных условиях, как бабы-переселенки то под жарким солнцем, то под непогодью, прямо под открытым небом варили похлёбки и каши для мужиков и детей…

Словно гигантскую бомбу сбросили в сердце Молого-Шекснинского междуречья, и взрыв её безжалостно уничтожил животных, растения, поселения, а людей разметал по сторонам на многие десятки и сотни вёрст.

Конечно, сталинское государство проявляло «заботу» о переселенцах. Каждая семья получила так называемые подъёмные денежные средства. Но на те средства мужик мог построить на новом месте не больше как баню или курятник. Все расходы, связанные с переселением, молого-шекснинцам приходилось оплачивать наёмным подсобникам по большей части не деньгами, а натурой – зерном, мукой, маслом, мёдом, картошкой, овцами, даже коровами. Словом, кто чем мог… А сколько в связи с переселением пойменским крестьянам пришлось ликвидировать добротного скота и всякой домашней утвари! Никто этого не подсчитывал, никто об этом толком не знал – ни тогда, ни теперь. Страшное, великое переселение – трагедия страны, трагедия для мологжан и шекснинцев, слёзное прощание со своей землёй-матерью, на которой жили они сами и столетиями жили их предки. Прощание – навсегда.

Трагизм судьбы молого-шекснинцев усугубился вскоре новыми обстоятельствами. Пока они в тяжелейших условиях натужно работали, над ними нависла беда гораздо более страшная, чем переселение из поймы – началась Великая Отечественная война.

Не успев как следует отстроиться на новом месте, здоровые молого-шекснинские мужики-крепыши все до единого ушли в сорок первом защищать Россию от фашистов. И те мужики, в абсолютном своём большинстве, погибли на фронтах войны, оставив своим жёнам-вдовам, сыновьям, дочерям, внукам как великую память о себе переселенческие дома Молого-Шекснинской поймы. Многие тысячи тех домов стоят до сих пор.

…При подготовке Молого-Шекснинской поймы под будущее Рыбинское водохранилище вырубались сотни гектаров добротного леса, обезвреживались могильные захоронения, взрывались церкви, бывшие графские дома и усадьбы. Всё это делали заключённые: невольники были объединены в особые «предприятия» – «Волгострой» и «Волголаг». Волгостроевские лагерники строили также две земляные плотины и гидросооружения на них, а волголаговские заключённые готовили ложе будущего водохранилища. Руководил работами небезызвестный в то время инженер-гидростроитель Рапопорт[1], имевший личную связь со Сталиным и высшим руководством НКВД.

На территории Молого-Шекснинского междуречья росла знаменитая янская сосна. Называлась та сосна янской по имени села Яна, затерянного среди таёжной глухомани в северо-западной части поймы. Красивое было село – с добротными полями и домами, срубленными из той сосны. Петляющая по лесным чащам и травянистым полям речка Яна своей прозрачной, словно человеческая слеза, водой питала Мологу, в которой водилось множество всякой рыбы. Хорошо помню, как в 1937 году, зимой, я с отцом и ещё несколькими мужиками-колхозниками ездил на лошадях из своего Ножевского хутора пилить лес – выполнять так называемое «твёрдое задание» по лесозаготовкам, устанавливаемое для колхозников. С восхищением любовался тогда на золотистые стволы янских сосен, длиннющих, прямых, без сучков до самой маковки. От местных жителей не один раз слышал рассказы о том, что Пётр Первый посылал русских мужиков-лесорубов за той янской сосной. На судостроительных верфях царь приказывал делать корабельные мачты для русского военно-морского флота только из янской сосны. С постройкой Рыбинского гидроузла легендарная сосна канула в лету.