А в марте 1943 года к нам пришли эстонские каратели. В их карательном отряде было несколько украинцев, так эти подобрее были. В Бушевке и Рыково эстонцы всех жителей согнали в коровники, обложили соломой и хотели сжечь. А украинцы, что были в карательном отряде, подняли шум и заставили эстонцев выпустить жителей. В конце концов, каратели сожгли и нашу деревню и соседние, а нас погнали в Латвию. Всех погнали, и старых и хворых. Кто идти не мог – расстреливали прямо на дороге. Так они и валялись.
Пригнали нас в Зилупе, на железнодорожную станцию. Там загнали в вагоны грузовые. Причем так набили, что лежать или сидеть было невозможно – только стоять. Вот так и спали стоя. Стоим и считаем: день – ночь, день – ночь. В марте еще холодно было по ночам. Несколько дней продержали нас в этом вагоне без движения. Просились в туалет люди – не выпускали. Потом один часовой добрый разрешил выйти из вагонов. А на станции парк был возле здания вокзала. Так все как побегут в этот парк и моментально превратили его в один большой туалет. Никто никого не стеснялся. До такого состояния уже намучились все.
Простояли в этом вагоне дней пять. Потом наконец-то повезли нас. Мужики спрашивают, куда везете. А полицаи, которые с немцами были, сказали, что в Саласпилс. Мужики обрадовались, что везут сало есть.
В Саласпилсе загнали нас в барак, где пол бетонный и окон нет. И голые все сидели, потому что одежду всю заставили до этого снять. Холодно было и темно. Детей держали отдельно от взрослых. А стариков, которых привезли в этот лагерь, сразу уничтожили, чтобы не кормить.
Сколько просидели мы в это бараке – не знаю. Потом выпустили и погнали в другой барак. В том бараке одежда свалена от тех, кого уже уничтожили и наша одежда там же в кучу была свалена. Дали приказ одеваться. Мы одели, кто что нашел подходящее для себя.
После того, как все оделись, девчонок вывели из нашей общей толпы. И меня тоже вместе с ними. Немцы из нас выбирали, кого в свой бордель забрать. Меня и еще нескольких девчонок сразу в сторону убрали – говорят, слишком малы.
А потом за нас вступилась церковь и нас отдали, как говорили, на воспитание к латышам. В 1943 году у немцев на фронте уже плохи дела были. Латыши требовали для себя рабочую силу и мы попали на работы к латышам в самой Риге. Рига была практически не разрушена. Немного была побита набережная, а весь город был целый.
Мои родители вернулись в Сляжево в 1944 году. В 1945 году они начали строить свой дом и в 1946 закончили. Дом этот так и стоит с той поры. Первое время после освобождения люди ждали, что жизнь какая-то другая будет. Ходили слухи, что колхозы отменят и разрешат вести свое хозяйство на хуторах. Но ничего этого не случилось. Колхозы опять вернули, у всех отобрали паспорта, чтобы уехать не могли и работали в деревне. Мужиков вернулось очень мало. Часть погибла еще в финскую войну, но основная масса мужского населения наших деревень сгинула в Отечественную в партизанах. В партизанах были и старые и молодые: от 15 и до 70 лет. А конкретно из нашей деревни все мужики, которые партизанили, все и погибли.
Уже когда партизаны стали активно выступать против немцев – нападать на их солдат, приходивших в деревню, то и немцы стали охотиться на партизан по-серьезному. Информации про партизан у немцев было много. Они знали, кто возит партизанам продукты, сено. Но массово они поначалу не расстреливали за это. Да и жители не могли почти ничего рассказать про партизан. Ведь они довозили передачи для них до особого места в лесу, а дальше к своей базе все доставляли уже сами партизаны. Жители не знали, где конкретно в данное время у партизан лагерь. Но все равно немцы местных гоняли за помощь партизанам. Но поскольку гарнизона у немцем в наших селах не было, то и контролировали они нас наездами.
