– Да понимаю, что нельзя. Не думал, что они всерьез воспримут. Постараюсь больше так не поступать.
Несколько раз я прерывал прием, чтобы проветрить кабинет, настолько сильный и удушливый запах приносили с собой пациенты после новогодних возлияний. Многие из них едва держались на ногах, до сих пор пребывая в объятиях Бахуса.
Превалировали пострадавшие с ушибами мягких тканей разных частей тела, чаще всего лица. Люди массово маялись похмельем, но упорно сидели в очереди, в надежде получить больничный лист и продолжить праздник. И им было наплевать, что пять дней бытовой травмы не оплачиваются – лишь бы не выгнали с работы.
А гулять у нас умеют! В середине апреля я встретил небрито-нечесаного мужичка, который утром вынес на помойку новогоднюю елку и два мешка пустых бутылок. Весной он понял, что праздник закончился и пора избавляться от символа наступившего года. Еще один чудила обратился ко мне жарким июньским днем 1996 года.
– Доктор, вы не уделите мне внимание, – сказал он, встретив меня в коридоре больницы.
– А что с вами случилось?
– Вы знаете, я пальчик отморозил.
– Отморозил пальчик? Но как вас угораздило? За окном июнь. Вы его в холодильник засунули?
– Нет, что вы! Я его еще на Новый год отморозил, пьяный был и варежку одну потерял.
Он продемонстрировал первый палец левой кисти, антрацито-черный, полностью мумифицированный до корня.
– А почему сразу не обратились?
– Дак, думал, что пройдет. А он не проходит, не шевелится и не чувствую его совсем.
– У вас сухая гангрена, – сказал я и, ухватив за больной палец, без видимых усилий отсоединил его от кисти. – Все! Вот ваш пальчик.
– И это все? Даже не больно было, и кровь не бежит, – удивился чудила. – Спасибо, доктор!
Прием подходил к концу, за окном стемнело, часы показывали 16.51. В кабинет, поддерживая здоровой рукой больную, вошел последний посетитель, бледный тщедушный мужчина лет пятидесяти.
– Здрасте, доктор, – произнес страдалец, превозмогая боль.
– Добрый вечер! Что с вами?
– Да вот, – пациент продемонстрировал левую руку неестественно мраморного цвета. – Дочка, зараза, утром ножом ударила. Я у ней бутылку самогонки хотел отобрать, пятый день ужо бухает, а она меня ножом саданула.
– Во сколько это случилось?
– Около семи утра, а что?
– А здесь сколько уже сидите?
– Дык это, сразу и пришел.
– А какого черта сидел под дверями и не заходил в кабинет? – сорвался я. – Рука-то мертвая! Похоже, плечевая артерия пересечена, как раз на месте бифуркации.
– На месте чего? – переспросил раненый.
– В том месте, где плечевая артерия делится на локтевую и лучевую. Да неважно. Уже контрактура Фолькмана сформировалась.
– Чего сформировалась?
– Рука, говорю, мертвая! Не спасти руку, поздно уже! Зачем в коридоре весь день просидел? Почему не сказал, что рука болит? Может, и успели бы спасти. Сшили бы артерию, восстановили кровообращение, глядишь, все бы обошлось.
– Не знаю, – мужик дернул плечом и скривился. – Болела, думал, что так и должно быть. Дык щас чаво делать-то?
– А сейчас руку ампутировать надо, больше ничего не предпримешь, поздно.
– Ну, надо – дык ампутируй. А инвалидность точно дадут?
– Так вы тут выжидали, чтоб рука омертвела и ее отрезали? – догадался я. – Чтоб инвалидность дали? Да?
– Моя рука! – завопил мужик. – Что хочу, то и делаю! Отрезай давай, а потом пущай инвалидность дают!
Вот так этот тип решил извлечь выгоду из своего ранения.
